– Это ведь было еще до вакцинации? – с легкой грустью в голосе произнес ЛикМик-Таг, обращаясь к своему высокому угрюмому другу. Все взглянули на Хромого. Тот только медленно моргнул и слегка кивнул головой, не сводя пустого взгляда с какой-то точки впереди.
– Уйти-то ушел, но сломал себе пятку! И провел пять месяцев дома в кровати, – ЛикМик‑Таг знал, о чем говорит, т.к. с Чарли (после – известным как Хромой) они были ближайшими соседями, – Нога-то зажила, но вот хромота осталась.
Полный лучший друг знавал времена, когда Хромой был веселым и открытым мальчиком… до вакцинации.
– Даа… Не самый приятный трофей после достойного боя, – заметил Умник, протирая свои очки углом рубашки. Поместив их обратно на свое место на лице, он положил руку на плечо молчаливого приятеля и добавил, – Смелость и гордость – те самые качества, которые делают великих людей – великими! Так говорит мой отец.
– Вот-вот, – снова включился милый толстячок ЛикМик-Таг, – Хоть я и считаю всех девчонок такими же пустоголовыми, как их куклы, но поступок Чарли – это поступок настоящего мужчины.
– Она была красивой? – обратился Сорока к Хромому.
– Кто?
– Ну, девочка… за которую ты вступился.
Хромой, наконец, оторвал взгляд от пола и, весь окутанный романтичными воспоминаниями, взглянул на небо.
– Очень, – сорвалась тихая фраза с его губ.
– Какой же? – не отставал Джон.
Тяжко вздохнув, угрюмый Хромой стал тихо описывать одиннадцатилетнюю девочку:
– Голубые глаза, веснушки, волосы цвета пшеничного поля, желтое платье… и запах гвоздики – вот все, что я помню о ней.
Ребята затихли. Какое-то время они шли молча. «Блондинка значит. Блондинки мне по нраву», – думал про себя Сорока, почесывая тремя с половиной пальцами подбородок.
В тишине банда прошла немного, за рыбным магазином Дядюшки Моргана открылся вид на небольшую детскую площадку с песочницей, горкой и качелями на цепях. Там по склонам старой ржавой горки с любимыми куклами в руках скользили две черноволосые девочки. Внешне абсолютно идентичные, сестры-близняшки были очень разными на деле. Одетые в пару черных маек и пару розовых коротеньких шорт, их можно было отличить только по цвету обручей с кошачьими ушками на голове. У Кэролин ушки были красного цвета, а у Моники – черного.
– Э-хей! Сладкая! Горькая! – окликнул их ЛикМик-Таг через дорогу.
Девочки повернулись одновременно и одновременно наклонили головы направо, сохранив застывший вопросительный взгляд на лице. Со стороны это казалось немного жутковато. Такой фокус они проделывали уже не впервые, т.к. сестрам нравилось наблюдать за странной реакцией обычных людей, не имевших близнецов и дивящихся подобной синхронностью.
– Мы идем к АЦ-600 смотреть закат, присоединяйтесь! – пригласил девушек Сорока, махая рукой с тремя с половиной пальцами. В правой руке он, как всегда, сжимал свою небольшую картонную коробку.
Сестры перешли дорогу на сторону, где их ждали мальчишки. За абсолютную противоположность характеров девочек прозвали Сладкой и Горькой. Сладкая, улыбчивая и нежная, подошла и не спеша поцеловала каждого из мальчишек, заставив тех разом побагроветь. «Брюнетки мне по нраву», – получив внезапный поцелуй, подумал про себя Сорока и улыбнулся.
– Здорова! – выдала Горькая Моника и с размаху хлопнула по плечу Умника, да так сильно, что он только чудом успел поймать слетевшие с переносицы очки.
Сестры тоже были из семьи второго класса, их родителям приходилось трудиться в поте лица в корпорации «Интро Индастриз», где они каждый вечер превращались в «людей после шести».
– Ты когда себе новые пальцы пришьешь? – с наглой ухмылкой обратилась к Сороке Горькая.
– Пальцы? – переспросил Сорока. – Мне они ни к чему! Во-первых, я другие не хочу, мало ли кому они принадлежали, а во-вторых, я без них выгляжу более мужественным.
Сорока скрестил руки на груди и взглянул двумя черными колодцами прямо в наглые глаза Горькой. Громко хмыкнув, курносая девочка отвернулась в сторону.
– Очень жаль! – сказала она, – Тут недавно в больницу забрали одного бродягу, так я успела приметить завидную пару пальцев на его левой руке, и сразу подумала о своем друге Сороке. Они бы тебе очень пошли! – протянула она последнюю фразу, высокомерно взглянув на левую руку Джона. Наглая острячка едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.