Расчехлив инструмент и выбрав на «Пентагоне» самое высокое место, куда не долетал костровой дым, Сорока запела стилизованную балладу о девушке, которая шила свадебное платье для своей соперницы, к которой ушел ее любимый. Эту песню она случайно услышала по радио и успела вовремя включить магнитофон на запись. Простые, грустные и красивые переливы струн, а Сорока специально играла так, словно в ее руках была средневековая лютня, не могли оставить равнодушным никого, кто это слышал. Потом она вспомнила песню про байдарочный поход, потом про Псков — и понеслось! Когда Ксения держала в руках гитару, она забывала про все на свете. Люди обычно говорят про такое: «Поет с душой». Сорока не могла отделить переживания героев от своих собственных, и песня каждый раз исполнялась словно от первого лица.
После не то седьмой, не то восьмой песни Сорока вспомнила, где она, собственно говоря, находится, и пока заново подстраивала «поплывшую» от кострового жара гитару, огляделась. Пух сидел рядом и не сводил с нее восхищенных глаз. Барс на бревне напротив улыбался, словно Джоконда, одними глазами. Аляска закончила готовить и тоже присела на «Пентагон» послушать Сороку.
— Bay, ну ты даешь! Я грешным делом было решил, что гитара тебе нужна больше как декорация, а ты неплохо с ней обращаешься! Прошу прощения за свои крамольные мысли, был не прав.
— Ладно тебе, Пух! Сейчас окончательно меня в краску вгонишь!
— Ксюша, а спой еще что-нибудь, — попросила Аляска.
— Ребята, а может, лучше вечером? Я от вкусных запахов сейчас слюной захлебнусь и помру молодой. Пытки голодом запрещены ООН, я точно говорю!
— Вообще-то Сорока права, у меня уже все готово. Так что давайте свои миски, сначала поедим по-человечески, а потом снова попросим Ксюшу взять гитару.
Это предложение все приняли единогласно. Макароны с тушенкой в исполнении Катерины действительно удались на славу, а один только факт наличия специально приготовленной подливки к ним вызвал жуткий восторг у Пуха, который громогласно заявил:
— Вот такую девушку я бы в жены взял, просто не раздумывая!
— Какой прыткий! А вот скажу тебе — на, бери! И что ты будешь делать?
— А возьму, без вопросов. Из тебя жена выйдет просто великолепная. Компактная, это раз: если в лес пойти не захочешь, тебя в рюкзак положить и унести — без вопросов. Как ты готовишь, я только что проверил. За свой желудок в браке я теперь спокоен.
— И когда же свадьба?
— А сейчас подсчитаем. В мае жениться — всю жизнь маяться, не подходит. В июне сессия. Значит, в июле. Подходит?
— Ребята, вы что, серьезно?
— А почему бы нет? Кстати, будете нашими свидетелями на свадьбе?
— А без вопросов, — сказал Барс, обняв Ксюшу за плечи.
У Сороки в голове все перепуталось. Она, конечно, сама была не прочь пошутить подобным образом, но что-то говорило ей, что Аляска была серьезна. Да и Пух тоже.
Как-то исподтишка подкрался вечер. С соседних костров на звуки гитары потянулись гости, и когда сбившая пальцы в кровь Сорока перевела дух, чтобы выпить принесенную персонально ей кем-то из окружающих вишневую наливку, она насчитала вокруг себя двадцать семь человек! Ничего себе, называется «будем стоять малым коллективом»! Заказы на песни сыпались со всех сторон, и Сорока опять взяла в руки гитару, про себя всерьез опасаясь, что снова сорвет голос. Впрочем, не привыкать — редкий выход в лес не заканчивался у нее хрипом и кашлем, а подушечками пальцев на левой руке она давно уже могла без вреда для себя дотрагиваться до кипящего чайника.
В тот раз они просидели у костра до рассвета, пока не разошлись последние гости. Барс проводил Ксюшу до ее палатки, а когда она собиралась сказать что-то типа: «Спокойного утра!», поцеловал ее в щеку и развернул в сторону полога. Потом он дождался, когда Сорока забралась в спальник, и только после этого ушел спать сам. Ксения была слишком усталой, чтобы о чем-то сейчас думать, и как только ее голова коснулась импровизированной подушки из рюкзака и второго комплекта одежды, сразу же провалилась в долгожданный сон.
Проснулась она, когда солнце уже перевалило за свою полуденную черту. Высунув голову из палатки, Сорока увидела Аляску и Пуха, колдующих над продуктами. Судя по их радостным физиономиям, ночь они впустую не потратили. Сорока не могла бы никому объяснить как, но она сразу чувствовала, в каких отношениях находятся между собой конкретные люди. Дело было в чем-то неуловимом: интонациях, взглядах, жестах, которыми они обменивались между собой. И на этот раз интуиция, этот «внутренний голос с невнятной дикцией», сказала Ксюше, что эти двое успели познакомиться друг с другом поближе.