— Ох, дочка, даже не спрашивай. Я сама ничего понять не могу.
— Он тебе понравился?
— Он такой милый, веселый… Даже не знаю, как это вышло, только вы за порог, а мы, как семнадцатилетние, целоваться начали. Не поверишь — еще бы чуть-чуть, и до греха бы дошло!
— Мамуль, какая ты смешная! Ну разве это грех!
— Это вы все у нас молодые да раскрепощенные, а маму твою в строгости воспитывали. Думаешь, легко на старости лет меняться? Я ж всю свою жизнь только отца твоего и знала! Ну, была там по молодости лет парочка увлечений, так все на уровне поцелуев и прошло. Хотя как вспомню, сама себе такой смелой казалась: еще бы, сразу два мальчика на танец пригласили, а я, как королева, стою и выбираю, с кем пойти.
— Мамуль, да какая, к черту, «старость лет»? Ты у меня всегда самая молодая и самая очаровательная! Хочешь, я тебе набор французской косметики подарю для поддержания боевого духа?
— Спасибо, милая, хотя для тебя, дочурка, я, может быть, и молодая, и красивая, да вот к зеркалу подходишь, а оно, увы, все не то показывает, что хотелось бы видеть.
— Ой, да ладно тебе напраслину на себя возводить! Ты лучше расскажи, что дальше было? Интересно же, просто ужас как!
— А вот не скажу! Стихи он мне читал. Евтушенко. И свои собственные тоже.
— Вот это здорово! Никогда бы про него не подумала. И как стихи?
— Очень даже приличные. Я бы даже сказала — талантливые.
— А еще что?
— В гости он меня к себе приглашал. Посмотреть на «старое холостяцкое логово», как он выразился. Еще обещал собственные рассказы почитать. И стихи, конечно.
— Ой как здорово! Пойдешь?
— Еще не знаю. Стара я для любовных авантюр. И зачем мне сейчас мужчина, ну скажи, пожалуйста! Былой страсти, как в молодости, нет. И страшно даже становится, как представлю, что снова придется какие-то чувства в себе пробуждать. Я уж лучше одна, мне так спокойнее. Хотя Боря, между нами, девочками, мне понравился. Уважительный такой, не настырный. Я настырных терпеть не могу! А Боря все буквально с полуслова понимает.
— Ну так за чем дело стало? Вперед!
— Ты думаешь? Ну ладно, схожу разок в гости, так и быть, развеюсь. А то в четырех стенах тоже уже тоскливо сидеть. Да и растревожил он меня. Ты только не смейся, но Боря мне всю прошлую ночь снился. Он такой, как есть, только волосы черные, а не седые. А мне лет двадцать будто бы. Он все ухаживал за мной и почему-то на аттракционах катал. Даже сейчас помню, как во сне сердце в пятки уходило на крутых виражах.
— Ну, мамуль, ты даешь! А ты бы его во сне попросила тебя на колесе обозрения прокатить, оно самое спокойное из аттракционов, и тогда бы сердце у тебя не замирало. Заодно на город с высоты птичьего полета посмотрела бы. А то когда еще увидишь!
— Ладно тебе над престарелой матерью издеваться! Давай допивай чай, и я тебя потихоньку выгонять буду, а то твой любимый тебя потеряет.
А еще через месяц Сорока вместе с Денисом, что называется, держали кулаки и накачивали водкой Майкиного мужа Игоря. Майка вот уже больше суток рожала, и ребенок все никак не хотел появиться на свет.
Игорь звонил в роддом каждые полчаса, нервничал и переживал до такой степени, что даже выпитый по настоянию Дэна залпом стакан водки на него практически никак не подействовал. Он то принимался расспрашивать Ксению, как обычно проходят роды, совершенно забыв о том, что в таком заведении, как роддом, Сорока еще ни разу не была, то ругал себя последними словами, словно был в чем-то виноват. Майка рожала в элитном роддоме (сколько это стоило, Сорока боялась даже спросить), но Игорь считал, что лучше было бы отправить ее рожать за границу, тогда бы все точно прошло без сучка без задоринки. Сказать по совести, Сорока сама уже начала всерьез волноваться за Майку, но показать это при Игоре было бы равносильно тому, чтобы спровоцировать у него истерику. А он и так уже находился на грани.
Только на рассвете измученный Игорь смог ненадолго забыться. Воспользовавшись моментом, Ксения отправила Берсерка в роддом, чтобы узнать поточнее, что же там все-таки происходит, а сама осталась с Игорем. Игорь беспокойно метался по подушке, на его обычно чисто выбритом лице выступила полуторадневная щетина, придавая ему крайне трогательный вид. Время от времени он принимался что-то бормотать, и тогда Сорока гладила его по голове, как маленького ребенка, пока Игорь не успокаивался. Последующие полтора часа ожидания были настолько мучительны, что, когда тишину квартиры взорвал телефонный звонок, у Ксении схватило сердце, как на американских горках или при прыжках с тарзанкой. Сорока схватила трубку и судорожно выдохнула: «Ну как?» Оказалось, что Майка потеряла много крови, стоял даже вопрос о кесаревом сечении, поскольку ребенок оказался крупным, но роды все же завершились естественным путем, и теперь с ней и с новорожденным мальчиком все будет в порядке. Слава Богу, запасов донорской крови в этом роддоме было достаточно, а персонал был подобран высшей квалификации. Правда, предупредили, что в стационаре Майя проведет дней десять, пока придет в форму, но это было уже не важно, ведь все были живы!