— В костре неподалеку от розария… В Пай-Холле.
— Как тебя туда занесло?
— Просто гулял. Я срезал путь через Дингл-Делл, увидел, что никого поблизости нет, и решил пройти через сады к большой дороге. Даже не знаю, почему меня туда потянуло. Возможно, так нужно было. — Он отхлебнул еще. Пьян Артур не был, виски служило ему для психологической поддержки.
— Брента не было. Никого вокруг, только эта чертова картина вместе с кучей остального хлама.
— Артур…
— Ну это их собственность. Они за нее уплатили и могут распоряжаться ею как угодно.
Доктор Редвинг вспомнила. Сэр Магнус заказал портрет к сорокалетию жены, и Эмилия была рада, даже когда узнала, как мало сэр Магнус готов заплатить. Это был заказ. Он так много значил для самооценки Артура, и тот принялся за работу с энтузиазмом. Он писал Фрэнсис Пай в течение трех сеансов в саду, с Дингл-Деллом на заднем фоне. Времени ему дали очень мало — начать с того, что леди Пай позировала крайне неохотно. Но даже так Фрэнсис Пай осталась довольна результатом: портрет подчеркивал все лучшее в ней, на нем она выглядела спокойной, слегка улыбающейся, уверенной в себе. Артур был вполне удовлетворен, как и сэр Магнус, приказавший повесить картину на видное место в большом холле.
— Это, наверное, ошибка, — сказала Эмилия. — С какой стати им его выбрасывать?
— Его кинули в огонь, — глухо проронил Артур и махнул в сторону холста. — А сначала он, похоже, исполосовал картину ножом.
— Можешь восстановить ее? Можно что-нибудь сделать?
Ответ она знала сама. Сохранились глаза женщины с их властным взглядом, уложенные темные волосы, часть плеча. Но большая часть изображения потемнела. Холст был разрезан на куски и обгорел. Эмилии не хотелось даже, чтобы он оставался в доме.
— Прости, — сказал Артур. — Я не приготовил ужин.
Допив стакан, он вышел из комнаты.
— Ты это видела?!
Робин Осборн читал выпуск «Бат уикли кроникл», и Генриетта никогда не видела его более рассерженным. В нем действительно есть что-то ветхозаветное, подумалось ей. Черные волосы, ниспадающие на воротник, бледное лицо, горящие гневом глаза. Так мог выглядеть Моисей, клеймящий золотого тельца. Или Иисус Навин, штурмующий стены Иерихона.
— Они решили срубить Дингл-Делл!
— О чем ты говоришь? — Генриетта налила две чашки чая и, поставив их на поднос, понесла в комнату.
— Сэр Магнус Пай продал лес застройщикам. Они намерены проложить новую дорогу и возвести восемь новых домов.
— Где?
— Прямо здесь! — Викарий указал на окно. — Прямо за нашим садом! Вот на что предстоит нам теперь любоваться: на ряд современных домов! Ему-то самому, разумеется, смотреть на них не придется — он будет на другом берегу озера и оставит достаточно деревьев, чтобы отгородиться. А вот нам с тобой…
— Но он не может так поступить!
Генриетта обошла мужа так, чтобы прочитать заголовок. «Новые дома для Саксби-на-Эйвоне». Чересчур оптимистичное истолкование для подобного акта вандализма. Руки мужа, держащие газету, заметно тряслись.
— Это охраняемые законом земли! — продолжила она.
— Не важно, охраняемые они или нет. Судя по всему, он дал разрешение. Такие дела творятся по всей стране. Здесь пишут, что работы начнутся еще до конца лета. А значит, в грядущем месяце или следующим за ним. И мы ничего не в силах поделать.
— Можно написать епископу.
— Епископ не поможет. Никто не поможет.
— Но попытаться стоит.
— Нет, Генриетта. Слишком поздно.
Позже тем вечером, пока они вместе готовили ужин, преподобный все еще никак не мог успокоиться.
— Это ужасный, ужасный человек! Он сидит в своем большом доме, поглядывая на нас свысока. А ведь он ничем не заслужил этого. Он просто унаследовал усадьбу от своего отца, как тот от своего. Но бога ради, сейчас ведь тысяча девятьсот пятьдесят пятый, а не Средние века! Конечно, то, что проклятые тори до сих пор у власти, не очень помогает, но мы все-таки далеко ушли от тех дней, когда человек получал богатство и власть исключительно благодаря своей родословной. Разве сэр Магнус хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ближнему? Посмотри на церковь! Крыша течет, новая отопительная система нам не по карману, а он не соизволит порыться в своей мошне и дать хотя бы шиллинг. Да он даже на службы не ходит в тот самый храм, где его крестили. Фу! На кладбище у него есть зарезервированный участок. И если хочешь узнать мое мнение, чем быстрее он будет использован, тем лучше.
— Ты ведь не всерьез, Робин.
— Ты права, Хен. Не подобает так говорить, и это совершенно непростительно с моей стороны. — Осборн помолчал и перевел дух. — Я совсем не против строительства новых домов в Саксби-на-Эйвоне. Наоборот, очень важно, чтобы молодые люди оставались в деревне. Но данное предприятие — дело совсем другое. Очень сомневаюсь, что кто-то из здешних жителей сможет позволить себе купить такое жилье. И попомни мои слова: эти дома будут отвратительно современными, совершенно не вписывающимися в местный колорит.
— Тебе не под силу остановить прогресс.
— Разве это прогресс? Стереть с лица земли прекрасный луг и лес, существующий тут тысячу лет? Честно говоря, я сомневаюсь, что это сойдет ему с рук. За все время здесь мы полюбили Дингл-Делл. Ты знаешь, что он для нас значит. Так вот, если эта затея осуществится, не пройдет и года, как мы будем жить рядом с пригородной улицей. — Робин отложил овощечистку и снял фартук. — Пойду-ка я в церковь, — ни с того ни с сего заявил он.
— А как же ужин?
— Я не голоден.
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Нет. Спасибо, дорогая, но мне нужно время, чтобы поразмыслить. — Осборн надел пиджак. — И попросить прощения.
— Ты не сделал ничего дурного.
— Я произнес слова, которые мне говорить не следовало. И в голове моей появились мысли, которым там не место. Я почувствовал ненависть к ближнему своему… Это ужасно!
— Есть люди, заслуживающие этого.
— Это верно. Но сэр Магнус — такой же человек, как и мы. Я обязан молиться о спасении его души.
Преподобный вышел из комнаты. Генриетта услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и принялась наводить порядок в кухне. Она искренне переживала за мужа и знала, какой удар им обоим нанесет утрата Дингл-Делла. Может ли она что-то сделать? А если ей лично повидаться с сэром Магнусом Паем…
Тем временем Робин Осборн ехал по Хай-стрит, направляясь к храму. Велосипед его стал в деревне притчей во языцех: дряхлая развалина с вихляющимися колесами и железной рамой в тонну весом. К рулю его была прикреплена корзина. Обычно в ней лежали молитвенники или свежие овощи, которые преподобный вырастил сам и раздавал в дар бедным членам общины. В тот вечер в корзине было пусто.
Крутя педали, священник проехал на деревенской площади мимо Джонни Уайтхеда с женой. Чета под ручку направлялась в «Герб королевы». Уайтхеды не часто ходили в церковь — определенно не чаще, чем были обязаны. В этом, как и во всей своей жизни, они руководствовались соблюдением внешних приличий — именно оные побудили их поприветствовать викария. Тот не удостоил их вниманием. Бросив велосипед у входа на кладбище, он быстро прошагал и скрылся за главной дверью.
— Что с ним стряслось? — высказал мысль вслух Джонни. — Вид у него какой-то расстроенный.
— Может, это из-за похорон? — предположила Джемма Уайтхед. — Не очень-то приятное дело — погребать человека.
— Нет, викарии к такому привычны, — возразил Джонни. — Им это даже нравится. Похороны дают им повод почувствовать свою значимость.
Он оглядел дорогу. В гараже недалеко от храма Святого Ботольфа погас свет. Джонни заметил Роберта Блэкистона, пересекающего внешний дворик. Молодой человек закрывал на ночь мастерскую. Уайтхед посмотрел на часы, было ровно шесть.
— Паб открыт, — сказал он. — Давай заглянем.
Джонни пребывал в прекрасном настроении. Джемма разрешила ему сегодня съездить в Лондон — даже ей не под силу было заставить его всю жизнь проводить в Саксби-на-Эйвоне. Как славно было посетить пару любимых местечек и повидаться с парой старых друзей! Более того, ему просто нравилось находиться в городе, с его оживленным движением, пыльным и грязным воздухом. Ему нравился шум, нравились спешащие люди. Он изо всех сил старался стерпеться с жизнью в сельской местности, но чувствовал себя не более живым, чем фаршированный кабачок. Пересечься с Дереком и Колином, пропустить в компании по паре кружек пива, прогуляться по Брик-лейн было все равно что родиться заново. Да при этом еще и вернуться с полусотней фунтов в кармане. Его такая щедрость удивила, но Колин даже глазом не моргнул.
— Отличная работа, Джонни! — сказал он. — Чистое серебро, да еще и старинное. Из музея добыл, так ведь? Тебе следует почаще к нам наведываться.
Что ж, сегодня он выпьет, даже если в «Гербе королевы» немногим веселее, чем на расположенном по соседству кладбище. В заведении собрались несколько человек из местных. За музыкальным автоматом стоял Тони Беннет. Уайтхед открыл дверь, пропуская жену, потом вошел сам.