Выбрать главу

Было бы наивностью полагать, что в коротких ранних сорокинских рассказах осуществлена всего лишь эпатажная деконструкция пресловутого «социалистического реализма», в пору тотального засилья которого они и писались. Далеко не везде. Например, означенного соцреализма нет в рассказе «Прощание» с его благостным описанием природы и показательно-матерной, уничижительной концовкой этого описания. Там и отсылок к классической литературе не встретить (для этого рассказ, например, излишне короток), но наличествует, скорее, деконструкция самогО профанного бытия и его внешне убаюкивающих сознание натуральных декораций.

Или, например, если для раннего Сорокина типичной может быть безобразная оргия прямо во время партсобрания, то уже в большом романе «Голубое сало» (1998 г.) она не выглядит простым эпатажем, ибо там совокупляются друг с другом два архонта (т.е. начальника, в дословном переводе с древнегреческого) современного героям романа мира – «граф Н.С. Хрущев», любитель пытать людей «просто так», и И. Сталин (понятно кто), что будто перекликается с инцестуальными развлечениями небесных архонтов из важнейшего гностического трактата «Апокриф Иоанна», тоже, вроде бы, совершаемыми без всякой в них нужды, но на деле ведущими к созданию рабской реальности плотно-материального бытия с его «оковами судьбы» (что не следовало бы путать со смыслом гомосексуальной оргии в «Дне опричника», где в ней прослеживаются, пожалуй, совсем иные, «реммовские» аллюзии на времена становления Третьего Рейха).

Выше описанная параллель напрашивается еще и оттого, что «Голубое сало» в целом словно является описанием мира, появившегося в результате дикого смешения астрального «космоса архонтов» с миром хорошо знакомых нам из российской истории архонтов земных – властителей дум в самых разных сферах земной жизни. Оттого многие из числа последних и выглядят куда менее привлекательно, чем они смотрелись в реальном мире их современников. Это будто бы мир архонтов, низведенный еще на один или даже несколько уровней ниже по сравнению с классической картиной объяснения мира у гностиков поздней античности.

Наконец, повесть «Настя» из сборника «Пир» (2000 г.), где гностические коннотации уже не спрятаны под спуд длинных и кажущихся нудными диалогов героев повествования, но с самого начала бросаются в глаза, поскольку речь в нем идет о сакральном умерщвлении плоти, но при этом в строго буквальном смысле слова: 16-летняя девушка Настя жарится в печи, после чего происходит акт причащения, некоей духовной трансформации окружающих, ставшей возможной благодаря принесению ею себя в жертву: собравшиеся гости поедают аппетитное Настино тело. Но это всѐ-таки еще двусмысленное пиршество – с его «приземленными» диалогами участников – является лишь частью открывшейся читателю панорамы. Ибо в конце текста присутствует извлеченная в буквальном смысле слова из дерьма одной из участниц этого банкета Жемчужина, которую во дворе дома подбирает и держит в клюве залетная сорока: тут, конечно же, прямо вспоминается «Гимн о Жемчужине» из гностических «Деяний апостола Фомы» (хотя формально этот апокриф и относят к числу «новозаветных»), с которыми автор, по всей видимости, был знаком.

Более того, если в «Романе» лишь его главный герой, молодой помещик Роман Александрович, жаждет прекращения бессмысленного материального бытия всех окружающих, а потом и себя самого, а все остальные погружаются в никоим образом не верифицируемый романом загробный мир сугубо насильственным, причем извращенно-насильственным образом, то в «Насте» это происходит с полного согласия, хотя и не без некоторых внутренних колебаний «жертвы».

С одной стороны, еще в 2001 году Сорокин говорил, что подчеркнутый натурализм его произведений является желанием восполнить острейшую недостачу телесного как такового в русской литературе, где духа и пресловутой духовности всегда выше крыши, а вот с телом и его отправлениями как-то не сложилось, и даже цитирует французского поэта начала прошлого века Арто, как-то сказавшего: «где пахнет гавном, там пахнет жизнью». Но ведь картина, чаще всего, в результате получается эстетически не привлекательная и не в пользу телесного вообще и гавна в частности. Что и наводит на некоторые мысли…