…А Васюта, я же вижу, тоже за ней считает, и результат ему не нравится. Гала, заметив его внимание, грозит пальцем. Какие-то тут у вас свои секреты ребята, только не нужны они мне. Вот покушать бы… мне и моему цыганёнку хвостатому. Как бы опять в животе не забурчало, а то стыда не оберёшься. Хозяин тем временем шумно вздыхает и потирает затылок.
— Такое дело, — говорит, вроде бы ни к кому не обращаясь. — Ольгу-то я вчера выгнал. Так что угостить пока нечем: печь, конечно, протопили, а готовить не готовили.
Гала хихикает.
— Да ты за месяц уже третью выгоняешь! Что, эта тоже домогалась?
Он мрачнеет, насупившись.
— Если бы ко мне лезла, — я б стерпел. Так она к мальцу приставать начала. Вот я её и… рассчитал, в общем-то.
Хорошо, что только рассчитал, а то уж я по его глазам решила, что хребет перекусил. Как пёсик евойный.
— Да, Вася, трудно тебе с такой внешностью. Текучесть кадров у тебя просто потрясающая.
Они, значит, тут воркуют, а мы скоро начнём помирать с голоду… Нора со вздохом кладёт морду мне на колени. Потом вопросительно трогает лапой. Вид у нас в ту минуту, должно быть, ещё тот, жалостливый, потому что хозяин враз серьёзнеет.
— Сама сготовить что-нито сможешь? — спрашивает у меня неожиданно. — Я ведь к кастрюлям не привык, а ты управишься. Иди, похозяйничай.
— Сготовить-то могу, — отвечаю, слегка растерявшись. — Правда, как оно на чужой кухне получится… Да у вас ведь печка, а я к ней непривыкшая.
— А покажу. Пойдём. И собачку забирай, ей там самое место.
— Давай-давай, осваивайся, — машет мне ведунья. — Я ж обещала тебе автономку! Вот и начинай!
Хозяин провожает меня под арку. Ага, правильно я определила: там кухня! Вот что значит — женское сердце!
— …О-го-го! — вырывается у меня, стоит лишь переступить порог. Васюта явно польщён.
— Нравится?
— О-го-го! — повторяю. У меня не хватает слов, даже руки задрожали. После моей шестиметровки эта кухня кажется дворцом. — Да тут жить можно!
Площадь — метров сорок, не меньше. Я прохожусь мимо длинного разделочного стола, где из специальной стойки щерится десяток ножей, с виду — идеальной заточки. Слабость у меня к хорошим ножам, я уже говорила? На полках сияют медными боками кастрюльки, кастрюли и кастрюлищи, сковороды и жаровни. В простенке рдеет угольями громадный открытый очаг. Места с избытком хватает и для широких стеллажей с припасами, и для стоек с посудой, и для пары буфетов. Даже обеденный стол, придвинутый к окну, несмотря на внушительные параметры кажется чайным. Громадная русская печка одним боком втиснута в кухню, другим уходит в общий зал.
И ничего страшного. Печь как печь. В бабушкиной хате стояла почти такая же. Я тогда малая была, но совала любопытный нос во все щели и ходила за бабушкой по пятам, и то, как возилась она с ухватами, чугунками да сковородками — помню: что в детстве в голову легло, не забывается. Мы с ней частенько на пару пекли блины: я наливала тесто, бабушка длинной чапелькой отправляла сковороду в устье печи, а потом вытаскивала, у меня-то руки были коротковаты, да и росточком не дотягивала. Блины не нужно было переворачивать, они румянились сразу с двух сторон.
Вот ими мы сейчас и займёмся. Только проверим хозяйские припасы: всё ли есть, что нужно? На стеллажах в глиняных махотках обнаруживаю крупы и прочую бакалею. Немедленно чихаю от муки, сую нос в крынку с простоквашей, нахожу котелок вчерашней каши и в лукошке с соломой — десятка три яиц. Есть ещё топлёное масло. Что ещё? Сковородок в избытке.
— Отличная кухня, — говорю с воодушевлением. — Прекрасная кухня!
— Помочь чем? — вызывается хозяин.
— Справлюсь. — И правда, справлюсь. Главное, что печь уже вытоплена.
Отрадно встретить в чужом мире такой родной островок безопасности. От этой кухни, от этой печки на меня так и пыхает благополучием и покоем. Никогда ещё не берусь за готовку с таким удовольствием.
…А кухарку-то хозяин рассчитал, однако. Судя по всему, ещё и выгнал с позором. Ишь, к мальцу приставала. К сыну?
С кастрюлями они особо не дружат, значит, сами пока не завтракали. Мужчины, что с них взять… Ладно. Если ко мне с добром, и я тем же отвечу. Забалтываю теста побольше и сковороду подбираю соответствующую. Впрочем, мелкой посуды здесь не держат.
…Я укладываю готовые блины стопками, смазываю пёрышком, опуская его в растопленное масло, и чувствую, как потихоньку разжимаются клещи, что давили на горло со вчерашнего вечера. Жизнь налаживается.
Хлопает дверь со стороны улицы. Влетает и стопорится на пороге парнишка — долговязый, поджарый, в такой же, как у хозяина, льняной вышитой рубахе, в холщовых штанах, заправленных в сапожки. Нора, хоть и отяжелевшая, гавкает и бежит знакомиться. Я, не выдержав, улыбаюсь.