А народ-то зря времени не теряет. Ишь, как у них всё по расписанию: вечер — для отдыха от трудов праведных, утро для зарядки. Днём — подвиг. Вставайте, сэры, вас ждут великие дела! Это мне как напоминание свыше: раз ты в квесте, будь добра, поддерживай себя в форме, как вот эти добры молодцы. Они-то в любой момент готовы сорваться с места и жахнуть по врагу, а чем ты хуже?
Натягиваю куртку, кстати, изрядно потрёпанную. Эх, не забыть спросить у хозяина, нельзя ли тут у него прибарахлиться? А то уже стыдно на люди выходить. Проверяю лук, тетиву, запас стрел. Но перед выходом в свет сперва по-быстрому посещаю укромное строение во дворе. И, несмотря на примитивность "удобств", с удивлением обнаруживаю отсутствие полагающегося месту неприятного амбре. Канализации здесь, как я и думала, нет и в помине, освежителей воздуха не придумали, но "домик отдохновения", как цветасто называли подобные места на Востоке, разделён внутри на несколько отдельных кабинок, начисто выдраенных, как на флоте, и пахнет свежими опилками и сеном. И невольно я начинаю проникаться уважением к хозяину придорожной гостиницы. Казалось бы — на кой ему это? Разместил постояльцев на ночлег, кинул по дерюжке — прикрыться, на скорую руку подал на стол, чтобы дёшево и сердито, — и не парься. Тем не менее, в нашем крохотном номерке — чистота, на ужин принесли прилично зажаренную курочку с молодой картошкой и кувшин с каким-то морсом, — сэр Джон ещё извинился передо мной, что, мол, зная его вкусы, вина не предвидится, и я великодушно ему это простила. И воду, чтобы смыть дорожную пыль, нам прямо в номер доставили, не колодезную, а подогретую, выдали полотенца, пусть не новые, но изумительной белизны. Да, умеет Михель хозяйство вести, умеет…
По возвращении в номер меня ждёт приятный сюрприз: постель прибрана, на столике исходит паром чайник в компании чашек, а на подоконнике — кувшин с тазиком. А вот свежая водичка, умыться не желаете, сударыня? Однако, сервис… Чешу в затылке. Чаю не хочется, но забота приятна. Выпиваю полчашки пустого кипяточку, дабы разогреться, и собираю снаряжение для тренировок.
Кто-нибудь чувствовал себя Звездой? Вот так, безо всякого повода: просто выйдя на улицу, улыбнувшись раннему солнцу и вдруг обнаружив, что гомон вокруг стихает, прерываются лязг железа и стук о деревянные мишени, и головы присутствующих все, как одна, поворачиваются в вашу сторону? Я — прочувствовала. Откашлялась. Вежливо сказала:
— Доброе утро, мальчики. — И кто меня вечно за язык тянет? Какие, нафиг, "мальчики"? Ты самому хилому из них в пупок дышишь! — А что, мишеньки лишней не завалялось? Очень пострелять хочется…
Толпа "мальчиков" сдержанно вздыхает. Визуальным прощупыванием, сканированием, ментальным оглаживанием и жгучими взглядами так и полирует мне кожу. Идентифицирует и восхищается. Вьюноши-ассасины, те самые, затянутые в чёрное, молниеносно исчезают в конюшне и через несколько секунд устанавливают новый щит. Мне, персонально. Глядят, выживают чего-то.
— С-спасибо, — вежливо отзываюсь. А что ещё сказать, когда убежать хочется? И куда ты припёрлась, подруга? Позориться… Это ещё почему, возражаю самой себе. Смотри, никто не хихикает, а взоры, что со всех сторон ласкают, отнюдь не вожделенные, а, я бы сказала, профессионально-оценивающие. И браслет бонусный разогревается на руке, магические вещи хорошо чувствуют "коллег", а значит, лучники здесь тоже имеются. Но никто на смех не поднимает.
Молодые люди в чёрном расходятся по бокам от щита и замирают, скрестив руки на груди, причём с таким видом, будто собираются здесь проторчать до морковкина заговенья. Остальная публика занимает места в партере… иначе говоря, полукружьем у меня за спиной и, к моему изумлению, начинает делать ставки.
Да. Вышла за хлебушком, называется. Пострелять, поразмяться. А ежели у меня сейчас рука дрогнет?