— Вот оно что!
Сэр Персиваль даже прищёлкивает пальцами. Его помощница молитвенно складывает руки:
— Дважды в день, утром и вечером, так и есть. Это были малыши, конечно!
— В таком случае, думаю, у вас не будет особых проблем. — Доктор ободряюще улыбается. — Оказывается, всё просто, Иоанна: матрицы ваших ребятишек, не получив вовремя подпитки, стали тянуть силы из вас, поэтому вы и слабели. Но теперь, в нынешнем окружении, — он обводит жестом присутствующих, — у вас не будет недостатка в энергетических запасах. Некромантовская энергетика вам подходит более прочей, поскольку дети как минимум наполовину некроманты.
Оба брата расплываются в улыбке, словно счастливые папочки, которым только что сообщили, что дети — вылитые они! Наполовину некроманты? Ах, да, мне как-то объясняли, что эта аура накладывается на всё потомство… И теперь эти прохиндеи рады без памяти. Похоже, им всё равно, кто отец моих детей, они уже считают их своими. Это не укладывается у меня в голове.
— Одно мне непонятно, Персиваль, — подаёт голос Глава. — Мне тоже приходилось помогать Мирабель, но это было не часто и не требовало стольких затрат. — Глава щёлкает ногтём по чёрному камню на перстне, только сейчас начинающему терять белёсость и наливаться чернотой. — Чем объясняется энергоёмкость нынешних матриц? Уж простите меня, донна, — лёгкий кивок в мою сторону, — но я хотел бы сразу выяснить, нет ли каких-то особенностей в развитии моих будущих внуков и к чему нам нужно быть готовыми?
"Моих будущих внуков"? Я начинаю закипать. Где-то за гранью подсознания понимаю, что это неестественно для меня — подобный перепад эмоций, от аморфности к взрывоопасному состоянию, но ничего не могу с собой поделать. Только губы сжимаю, чтобы не сказать лишнего.
Доктор пожимает плечами.
— Особенностей? Их не так много. Первая — наличие в ауре воинской составляющей, которая стремится подавить некромантовскую, что в нашем случае недопустимо, оттого и делиться энергетикой вам придётся усерднее. — Братья некроманты энергично кивают. — И вторая… ну, друзья мои, это уже чистая арифметика. Вот уж не знаю, огорчу я вас или порадую… Но трое — это всегда больше двоих, не так ли?
Тро… Трое? Прячу лицо в ладонях. Божечка мой, да я с двойней-то чувствовала себя раздувшимся бочонком, а что будет с тремя! Все благие настрои, пророчества и увещевания забыты. В отчаянии трясу головой:
— Не хочу!
И с такой силой сжимаю кулаки, что один из браслетов-накопителей, звякнув, расщёлкивается и слетает с запястья. От непонятной ненависти меня скручивает в комок. Не хочу! Кажется, суженый пытается меня обнять, но я отталкиваю его, а заодно ненароком заезжаю Николасу куда-то локтем. Мне плевать, что обо мне подумают. Меня душит злость на всех: на того, кто наградил меня тремя детьми сразу, не озаботясь, каково их вынашивать и рожать, на тех, кто с восторгом теперь этой тройни поджидает… Ощущение, будто меня подставили, предали, бросили на закланье. Им, значит, гордиться такими необыкновенными детьми — будто двоих уже мало, а мне — ярмо тройной беременности, которая ещё неизвестно как завершится! Где этот чёртов Симеон? Что, не мог сразу сказать, сколько детей родится, считать не умеет, провидец хренов? Я готова его убить, а заодно и всех вокруг. Не хочу!
— Ива! — Маге удается кое-как прижать меня к себе, — Ива, успокойся, да что с тобой?
— Что? Видеть вас не могу, никого, слышишь? Вам в радость, а мне — мучиться? Что ты об этом знаешь? Ни один ещё не родил, ни один, чтобы понять, каково это! — И с силой бью его в грудь. Он перехватывает мою руку и удерживает, не давая размахнуться снова.
— Я знаю, Ива, — говорит торопливо, не давая возможности ответить. — Знаю, слышишь? Я считал с тебя всё, что мог, когда ты позволила заглянуть в твою память, помнишь, у тебя дома?
Его слова сбивают меня с толку, я невольно пытаюсь припомнить, когда же это было, и затихаю.
— Я знаю, каково вам было без меня, — он гладит меня по спине, — что ты пережила, узнав, что беременна, как тяжело дались тебе наши девочки. Ива, успокойся, прошу! И как рожала, видел, и бессонные твои ночи, и как выхаживала, когда они болели, и защищала от злых языков. Не надо… — Вытирает мне слёзы. — Я виноват. Но пойми: хоть тысячу раз попрошу прощенья — прошлого не изменить. Всё, что я могу — быть рядом сейчас. С теми, кто есть и кто будет.
Отвожу глаза.
— Рядом…