— Это он к тому, — перебивает Лора, — чтобы ты себя заживо не хоронила, ты не одна такая. Любой надорваться может, не только новичок. Не смертельно. Начнёшь хандрить — Аркашу вспомни, с ним же всё теперь в порядке.
Она плотнее заворачивается в плед, ёрзает на низенькой кушетке, устраиваясь удобнее.
Эти жулики водворили меня не только в палату, но и в постель, несмотря на заверения о прекрасном самочувствии. В качестве увещевания оборотник ткнул пальцем в один из моих браслетов и разъяснил, что ежели с носителем, то есть со мной, что-то случится, и зафиксируются отклонения от нормы — колебание температуры, например, пульса, падение энергетического уровня — накопители помогут, они для того и предназначены, но тотчас просигналят кому надо. Прилетят дежурные врачи, обнаружат всю нашу тёплую компанию и разгонят по койкам, особенно тех, у кого энергетика слабая после потери Дара…
— Ладно вам, — говорю с неудовольствием. — Нашли тему… Сколько раз повторять: не напрягает оно меня. Да и к чему, если рассудить, это Обережничество? Понятно, когда новые способности даются, чтобы с ними Сороковник пройти, а сейчас на что? Дети меня и без этого любят, Обережница я или нет. И не только дети. Или хочешь сказать…
Да нет же, перебиваю себя. Не хватало ещё, чтобы в обережной ауре была какая-то навеска безусловной любви, вроде как у сэра Майкла с его способностью подлечивать окружающих на автомате. Моё постоянное везение, встречи с хорошими людьми, нежданная помощь и поддержка от них, сочувствие, сопереживание — не является ли это следствием Дара? Может, он ещё раньше ожил, тогда, лет пятнадцать назад, когда я встретилась с Магой? И то, что Васюта ко мне потянулся…
Опять накручиваю? Да я уж не знаю, что и подумать.
Наш друид постукивает пальцем по стеклу.
— Вань, ты себе в голову-то лишнего не бери. Что ты людям отдаёшь, то в ответ и получаешь. Это даже не магия, закон жизни такой.
— Это ты к чему сейчас сказал? — спрашиваю подозрительно.
— Мысли у тебя… читабельные. Особенно когда психовать начинаешь. А я эмпат, без этого никак при моей-то специализации. — Он поворачивается к нам, лица в потёмках почти не видно. — Ладно, девушки-красавицы, я к долгим разговорам не привык, это уж ваше, женское. А меня, того и гляди, хватятся; Персиваль, хоть не зануда, но как начнёт выговаривать, так подумаешь: лучше бы уж побил. У них тут с режимом строго, так что, если хочешь выписаться без задержки — приходится соблюдать. — Останавливает меня жестом: — Лежи, не провожай, что я, дороги не найду? А насчёт тебя, Ло, передам дежурным, что ты здесь зависнешь. Так и скажу: вам нужны положительные эмоции, а для женщин лучше нет, чем поговорить вдосталь. Всё, пошёл. Завтра загляну.
Озадаченно гляжу ему вслед.
— А по коридору не быстрее будет? Вы же наверняка тут неподалёку обосновались, зачем через парк тащиться? Сам же сказал — дождь на носу.
— Зачем-зачем, — бурчит Лора. Шарит вокруг себя. — Подушки лишней не найдётся? Всё бы ничего, да вот мелочи этой не хватает для уюта. Странно: в походах обычно про это не думаешь, там не разнежишься…
— Лора! — говорю строго. — Не уклоняйся! Ты что, время тянешь, что ли?
— Тяну, — уныло признаётся. — А что делать? Небось, к Васюте пошёл, его же куда-никуда на ночлег пристроить надо да заодно доложить, что ты в порядке. Вот как мне о таком говорить, сама подумай?
Всё-таки не показалось. Его это был взгляд, Васютин.
— А что же он сам не явился?
— Он не придёт, Вань, — У Лоры аж голос подсаживается. — Ему Персиваль запретил строго-настрого, да ещё и при нас, чтобы мы, как общие друзья, не разрешали вам сходиться. Нельзя вам сейчас даже стоять рядом. Ты только не волнуйся…
Меня пробивает нервный смех.
— Да что вы со мной, как с умирающей, носитесь? Лора, ты мне это прекрати. Персиваль сам сказал — меня нельзя под колпаком держать, да и глупо; я же не в пустыне живу, не ты, так кто-то другой всё расскажет. Давай уж, не жмись.
— У него жена осталась, там, в Ново-Китеже, — опустив глаза, тихо говорит подруга. — Наречённая… Перстень он ей свой именной оставил, а пожениться не успели, князь-отец был против. Она его все эти годы ждала, не одна ждала, с дочкой. Вот Вася теперь промеж вас и мечется, никого не хочет бросать.