Он по-свойски ворчал на Герби, когда никого не было рядом, а при людях это был исполнительный, недалекий, пожилой мужчина. Герберт дружески посмеивался не так давно над ним:
-Руди, ты не устал меня опекать, женюсь вот, так ты и в первую брачную ночь советы будешь давать мне?
-Сам разберешься, не маленький. Вон уже двадцать восемь стукнуло, - ворчал Руди.
Да только вот не заладилось с женитьбой у Герберта, и если бы не Руди... скорее всего, и Герберта уже не было в живых. Фон Виллов выкинул свои черные мысли из головы.
-Руди, я вечером в казино пойду. Ты не жди, ложись - знаю ведь, что по такой погоде твой ревматизм дает о себе знать, просил же не ездить в эту дыру со мной!
Руди что-то буркнул себе под нос, а громко сказал:
-Яволь, герр майор, сейчас почищу сапоги и форму отглажу!
Герберт, высокий, худощавый шатен, с запоминающейся сразу внешностью, этакий суровый мрачноватый- был точной копией своего отца и дядюшки Конрада, единственное, что у него было от матери Эрики - это глаза. Светло-серые, они в минуты душевного спокойствия казались серыми, отдающими в голубизну, если же Герби был не в настроении, становились насыщенно серыми, а в гневе глаза были как грозовое небо.
Руди привык угадывать его настроение по глазам. Сейчас глаза были насыщенно-серые - значит, опять вспоминает эту... Руди потихоньку вздохнул: - надо же было его ребенку приехать на пару часов пораньше в свое имение, без предупреждения, чтобы увидеть все это непотребство, творимое 'невестой'. Как он сумел удержать обозленного Герберта, не дать ему перестрелять всех этих мерзавцев, он и сам не помнил, знал в тот момент только одно - его ребенок не должен пострадать. Он до сих пор помнил, как, хрипя и задыхаясь, старался удержать Герби, моля Бога, чтобы Конрад успел, и Бог услышал Руди, Конрад появился вовремя, и теперь, во избежание последствий, и попали они в эту глушь, грязь, дикость, но такое переживаемо, пусть в Берлине все утихнет, а Герби, он в случае чего своей грудью заслонит - мальчик ещё и не жил толком.
В семь лет потерять родителей, остаться с вечно занятым дядей, перебивающимся случайными заработками. Это потом, после путча, знания и умения Конрада понадобились, и пошел фон Виллов в гору. К началу войны полностью восстановили родовое имение, Конрад имел звание полковника, Герби, после окончания университета, предложили интересную работу. Мальчик с таким острым аналитическим умом тоже быстро пошел по служебной лестнице, вот уже майор, и так не повезло... Но Руди твердо знал - Конрад все уладит, и поедут вскоре они обратно.
ГЛАВА 5.
Фон Виллов впервые был в этом 'казино'.
-'Примитивно и убого, как и все в этой стране' - подумал он. Его острый ум тут же принялся анализировать факты, и он внутренне похолодел - выходило, по всему... что... Нет!! Я не буду думать об этом, это дело высшего эшелона власти!!
-Герр майор! - прокричал ему Краузе, сидевший за одним из отдельно стоявших на небольшом возвышении столиков. - Присаживайтесь. Здесь, конечно, не Берлин, но вполне неплохо кормят, и сегодня у нас ещё и фрау Элоиза в гостях!!
Фридрих на людях обращался к Герберту строго по уставу. Принесли местное блюдо под диким названием "Го-люб-ци", которые очень нахваливал Фридрих, говоря:
- Когда-то до революции у фатера была изумительная кухарка, которая готовила отличные блюда. Я был маленький, десять лет, но очень любил бывать на кухне и снимать пробу... Да, золотое было время!! Прозит! - он поднял рюмку с коньяком.
-Прозит! - дружно ответили Герберт и шеф местного гестапо Фриц Кляйнмихель. Пока они вкушали го-люб-ци и какой-то русский салат, на невысокой эстраде появилась фрау Элоиза.
Пышногрудая и пышнобедрая с вытравленными перекисью волосами, она имела вид дешевой портовой девки, но вот голос у неё оказался довольно-таки приятный, каждая песня вызывала бурные овации у сидящих здесь офицеров. У Кляйнмихеля после очередной рюмки, глядя на певицу, масляно заблестели глаза, а Герберт... заскучал, тем более, когда Элоиза запела песню "Лили Марлен", все вскочили и стали дружно подпевать, ему стало совсем неприятно. И не в певице, и не в песне было дело - просто все напомнило недавнее...
Герберт, зная ушлость гестаповца, начал усиленно изображать из себя сильно опьяневшего, и Кляйнмихель подозвал своего адьютанта, распорядившись, чтобы герра майора сопроводили домой. Герру майору только этого и надо было, начавшиеся шумные и пьяные разговоры, табачный дым, визги и вскрики местных жриц любви - все это душило его. На улице было прохладно, и Герберт, с удовольствием вдыхая такой чистый воздух - не спеша, чуть покачиваясь для достоверности, дошел до хаты.
Коротко переговорив с двумя часовыми, провожающие ушли, а Герберт, отправивший спать Руди, прислонился спиной к теплому боку печки - это единственное что в оккупированной стране вызывало у него восторг, он как-то сразу полюбил сидеть в темноте, ощущая приятное тепло и расслабляясь при этом. А когда он схватил простуду, и Руди загнал его на печь, он пригрелся и уснул, потом проснувшись пропотевшим, казалось, до невозможного - все белье было мокрым, с удивлением понял, что совершенно здоров, без всяких там лекарств.
Фрау Элоиза напомнила ему другую Элоизу... бывшую невесту. Элоиза Бауэр по отцу, ненавидела свою фамилию, в переводе значащую - крестьянин, и всячески стремилась поменять её как можно скорее. Наверное только из-за этого она и обратила свое благосклонное внимание на замкнутого, серьезного, вечно занятого Герберта фон Виллова. Конечно, Элоиза фон Виллов звучит намного весомее. Она начала планомерную осаду Герберта, хватило полгода - и не имеющий привычки бездумно и бессмысленно проводить свободное время Герберт сухо и деловито предложил ей отпраздновать помолвку, с последующей через полгода свадьбой. Элоиза попыталась было надуть губки и капризно поныть, что долго ждать, но сухарь фон Виллов был занят важной работой и отвлекаться на какую-то свадьбу? Когда дело требовало полной отдачи? Конечно же - нет.
Через два месяца началась война, Герберт был загружен, что называется, по уши, и свадьбу пришлось отложить до Нового 1942 года.
У Герби совсем не было времени, как неженатого, его посылали в командировки, недельные, но постоянные, он побывал в Париже, Праге, Вене, Брюсселе - домой, в имение вырывался редко, Элоиза же на правах невесты и будущей жены взяла в свои цепкие ручки управление хозяйством.
Дядя Конрад сильно любил лошадей. Когда жизнь наладилась, у них в имении появились два жеребца и пара кобылок. Дядя чаще бывал в имении, постоянно возился с любимыми лошадьми, и осенью с радостью узнал, что обе кобылки к августу дадут приплод. Элоиза упросила его взять в помощь пожилому конюху Вилли недавно выписавшегося из госпиталя крупного, здоровенного с руками, как лопаты, рядового Ганса Штраума, получившего серьезное ранение в ногу и не годного к строевой службе. Доходчиво поясняя, что такой мощный мужчина будет просто необходим при уходе за лошадьми, она упирала на то, что физическая сила этого мужчины всегда пригодится.