Иван рано утром, едва рассвело, опять пошел по лесу, надеясь по росе увидеть чьи-то следы. Ничего, только распевались, радуясь появившемуся солнышку, птицы, да резко выскочил из под ног и рванул вперед зайчишка. Иван по привычке сделал круг и внезапно ему почудился скулеж. Он прислушался... нет, не показалось, где-то скулил щенок? Волчонок?
Иван осторожно пошел на звук, не по наслышке зная, что может сделать мать-волчица, если тронуть её детеныша. И подходя ближе понял - плачет, а вернее, скулит ребенок.
Осторожно подойдя к елке, увидел двух пацанят, замурзанных, одетых в какое-то рваное тряпье. -Ох, ты! Один явно больной, не напугать бы! Варя? Точно! - Иван рванул бегом, по прямой тут было совсем недалеко.
Влетев на поляну, увидел Варю хлопочущую у небольшого костерка разведенного ранней пташкой - Толиком.
-Варя, - едва переводя дыхание, сказал Иван, - давай бегом, я найденышей нашел, маленьких, оборванных, один явно температурит, а второй уже даже не ревет, скулит! Я побоялся его испугать, а ты женщина!
Варя вскинулась:
-Толь, доваривай! Пошли скорее!!
Гриня уже охрип скулить, из горла вырывались лишь хрипящие звуки, и внезапно, нижнюю ветку их убежища кто-то приподнял, и послышался женский голос:
-Это кто здесь так жалобно плачет? Ой, мальчики, а я думала волчонок. Что ты, маленький, плачешь так горько? Давай-ка вылазь ко мне, а я твоего... братика, да? Братика возьму.
Тетенька, одетая как-то не местному, в какую-то странную одежду, ловко залезла под елку, взяла на руки Василя и охнув:
-Маленький, да ты весь горишь! - шумнула кому-то,:
-Иван, принимай малыша, осторожнее, он без сознания!
Гриня, всхлипывая, вылез из под елки и, на миг ослепнув от яркого солнца, проморгавшись, опять удивился. Мужик, хороший такой на вид, осторожно держал Василя, а тетка, вылезшая из под елки, опять удивила: на ней были темно-синие штаны с карманами на заду и чудная куртка. Гриня насторожился - в штанах он до этого видел только немку, которая работала в Радневе в комендатуре и тоже носила штаны, только другие, галихфешные. Мужик же был одет в какую-то пятнистую одёжу, стоял возле куста, и виделось только его лицо
-А вы хто? Немцы?
-С чего ты взял? - удивился мужик.
Его перебила тетка:
-Вань,у ребенка явно за сорок, давай бегом на поляну!
Ваня рванул трусцой, а тетка, взяв Гриньку за руку, потащила его следом:
-Давай, малыш, постарайся дойти, тут недалеко - братика надо спасать!
Гринька едва поспевал за ней - ослаб от слез и не ел со вчерашнего дня.
Тетка сбавила шаг, видя, что мальчишка еле плетется, потом присела на корточки:
-Давай на спину, держись крепче!
Гринька совсем удивился - немка явно бы его не понесла. Уцепился за её шею, и тетка быстро-быстро пошла вперед .
Навстречу ей широкими шагами торопился... такой огромный мужик, Гриня таких только у кино и видал.
Тетка остановилась, шумно дыша, а этот здоровый, в секунду снял Гриньку с её спины и держа на руках как маленького, пошагал на какую-то поляну. Поляна была небольшая, но чем-то заставленная, Гриня пока не разглядел, он увидел, что его Василя раздевают, и начал вырываться из рук здорового:
-Вы чаго? Ён же болявый!
-Тихо, шпендель, тихо, не видишь, его уксусом обтирают, чтобы температуру сбить? Давай-ка лучше умойся, а то ты на чертенка похож.
-Сам ты, чертяка! - буркнул Гриня.
Тетка меж тем укутала его Василя в какую-то громадную куртку, братика взял на руки этот Иван, а она полезла у сумку и бормоча себе под нос странные слова, "антибиотик точно есть", начала рыться в каких-то коробочках, че-то нашла, радостно потерла руки, достала какую-то круглую пуговку. Тут же начала её мять, налила в чудную кружку воды и кое как раскрыв Василю рот, приговаривая:
-Давай, маленький, глотай! - осторожно вливала ему в рот воду с чем-то.
-А вы яго не отравитя?
-Ня бойсь! - засмеялся здоровый, - чего у тебя такой чудной говор, где так говорят-то?
-У нас завсягда усе так кажуть.
Где это у вас?
-У Бярезовке, у Радневе, да и у Бряньске тожа.
Здоровый присвистнул:
-Слышь, Алексеич? У Бряньске? Знаменитый 'суровый Брянский лес', ты Вань угадал. Пошли, малой умываться,а потом кормить тебя будем!
Он налил на руки Гриньке какой-то дюжеть вкусно пахнущей жидкости, плеснул воды из чудной, никогда до этого не виденной пацаном бутылки - у него на руках оказалось как бы мыло.
-Во-во, отмывай свои грязнючие лапки, а то цыпки так и будут! Теперь мосю мой, смотри, чтоб в глаза не попало!
Дал вытереться какой-то диковинной мягкой тряпочкой... "фибр" чего-то, и потащил его к остальным мужикам, сидящим возля ... и вот тут Гриня разинул рот.
Мужики сидели возля ...машины??? Черная, сверкающая, непонятная...
Гриня попятился:
-Ты чё, мелочь? Никогда машину не видел?
-Такую-не... а вы точно не хрицы?
-Какие на... хрицы? Ты чё, такой лох, из какой-то глухой деревни чтоль, как Агафья Лыкова? -возмутился этот здоровый.
-Подожди, Игорь, не оглушай пацана! - Сказал тот, которого назвали Алексеич.
-Тебя как зовут? - спросил он.
-Гриня, а малого - Василь.
-А нас... - он назвал всех по имени, чудно, имена у всех были русские, а одеты все равно не по нашему.
-А скажи-ка, Гриня, где ты живешь, и какое сегодня число?
-Так эта, у Бярезовке живем, Орловской области, а число... - ребенок прикинул, - так, мы пошли чатвертага... ага, - он загнул пальцы. - А число седня сядьмое мая.
-Так, а год какой? - как-то уж очень напряженно спросил мужик Алексееич.
-Як якой? - удивился Гринька. - Тыща девятьсот сорок втарый!
-Как... ка... какой? - поперхнулся здоровый этот Игорь.
-Сорок втарый! - опять повторил Гринька.
Казалось, все онемели... смотрели на Гриньку и молчали.
Первым заговорил,самый полный мужик:
-Вот это да! Сорок второй, самый хреновый год!-
Мужики как-то разом загомонили, самый молчаливый, Толик, растерянно сказал:
-А послезавтра - День Победы.
Гринька ничего не понял, когда все разом стали вспоминать победу какую-то...