Она бежала больше часа, преодолев, судя по шагомеру, пятнадцать километров. От усталости гудело в ушах, ноги еле поднимались. Дыхание изо рта вырывалось с паром, Зоя взмокла в легкой курточке, тесная власяница нещадно колола. Даже тренированное тело просило об отдыхе, но Зоя продолжала бег по замерзшей песчаной дорожке вдоль берега. Фонари горели через один, через два, и там, куда их свет не достигал, от сосен через дорожку тянулись черные тени. «Так тебе и надо, - повторяла Зоя, заставляя себя двигаться. - Так тебе и надо...»
Время шло к семи, вдали показались редкие огни спящего Рощино. Под фонарем впереди стояла скамеечка, на ней сидела фигура в нелепом балахоне. Приблизившись, Зоя поняла, что это монашка. Поверх черного длинного одеяния на ней было зимнее пальто. Монашка вязала спицами, кончики пальцев в обрезанных перчатках покраснели от холода. Когда Зоя трусила мимо, цепь на шее брякнула, и монашка оторвала взгляд от вязания. Лицо у нее было полное, моложавое, морщинки в углах глаз почти незаметны.
- Изнуряешь себя? - ласково спросила она.
Зоя споткнулась и замерла, тяжело дыша. По холодному лбу сползали капли пота, она смахнула их.
- Сядь, - пригласила монашка. - Покаяние не убежит небось.
Помедлив секунду, Зоя плюхнулась на скамейку. Она заметила под полурасстегнутым пальто золотой крест. Не простая монашка, выходит.
Та продолжала говорить, сопровождая слова тонким звяканьем спиц:
- Из-за него, что ли, изнуряешься? Дело молодое, известное. А я вот люблю иногда прогуляться перед утренней службой, да ноги уже не те, устают быстро. В монастыре суеты много, даже во время молитвы о делах думаешь. Так я выхожу с утра пораньше, чтобы побыть с Ним наедине.
- А вы...
- Игуменья из Константино-Еленовского монастыря. Все меня просто матушкой называют, и ты зови, если хочешь. Люблю я так тихо посидеть, с Ним побеседовать.
- Но...
- Я знаю, что говорю, дочка. Тебе сколько лет?
- Двадцать два.
- Я в твоем возрасте много изведала. - Спицы быстро щелкали в ее руках. Матушка следила за петлями вязания, иногда бросая на Зою быстрый взгляд, и казалось, будто из этих темных блестящих глаз смотрит другая женщина, дорогая и любимая, которую Зоя даже не помнила. Но эта, другая, говорила что-то важное, и надо было понять, запомнить, не пропустить какой-то знак... Иначе к чему эта нелепая встреча на пустынной дорожке у молчаливой громады залива?
Голос игуменьи продолжал журчать:
- ...Залетела по глупости, шестнадцати не было. Испугалась сильно, родители могли и из дому выгнать, шутка ли в советские времена - беременная школьница! Аборт делала подпольный, чуть не умерла, потом в больницу положили из-за сепсиса. Подлечили, но сказали - детей у тебя быть не может. Поначалу я даже обрадовалась, молодой-то куда дитя? Сама еще ребенок. Ну и загуляла от безнаказанности-то. И по наклонной... - Игуменья перестала стучать спицами, строго взглянула на Зою. - И пила, и курила, и даже наркотики пробовала, прости Господи за былые прегрешения. Всякое было. Мужиков несчитано, с иностранцами тоже путалась. И деньги брала, чего уж там. Долго так жизнь прожигала, но радости настоящей не изведала. Потому что любви не было. А женщина без любви - что дерево без корней. Но однажды вдруг ощутила: опять беременная. И разом во мне будто что-то перевернулось. Поняла я: дали мне шанс. Все бросила: и друзей непутевых, и отраву любую. Гулять перестала, на работу пошла, в консультацию на учет встала, все делала, как надо. Но не уберегла ребеночка. Дочка у меня была, я уж знала к тому моменту. Гинеколог моя сказала: отравленный у тебя организм, поздно бросила. Я ведь узнала-то когда - шел уже третий месяц. Наказал Господь разом за все. Я тогда чуть с моста не бросилась, да отец Григорий удержал, мимо проходя, упокой Господь его безгрешную душу. Он и путь указал, про любовь настоящую рассказал, про служение безвозмездное Тому, кто за нас жизни не пожалел. Я сразу тогда поняла: вот истинный смысл всего. Только любовь к высшему существу, безвозмездное служение ему оправдывает нас, женщин. Я крестилась, но в монастырь не сразу решилась. Сначала в детский дом пошла работать. Там, конечно, много горя навидалась, и словами не описать. А потом уж, как силы почувствовала от мира отказаться, так и ушла в обитель. Так что ты, дочка, истязать-то себя истязай, но помни: главное для женщины - любить научиться.
- Но как?!
- Спрашивают ли, как любить, когда хотят соединиться с любимым существом? - лукаво улыбнулась Матушка.
Зоя подскочила, будто неведомая сила подбросила ее на ноги. Ведь это цитата из «Китабальфихриста»! Само учение дает ей подсказку устами игуменьи - бывшей проститутки. Исчез фонарь, исчезла скамейка с матушкой-игуменьей, куда-то вниз провалились сосны. Перед Зоей раскинулось безбрежное небо, вечность была у нее под ногами, мир плыл среди звезд, этот маленький шарик, в голубоватой предрассветной дымке, и кто-то неслышный нашептывал: «Я говорю не о земном философском камне, металлы превращающем, но писания мои целят на небесный Магический Камень, превращающий в состояние Славы, в утверждение десятого числа во святая святых...»