Время пришло. Все, чему учил отец, спало с нее, как одежды, и она осталась голым желанием, конфузной массой, первичной материей. На внезапно ослабевших ногах Зоя вышла из комнаты, покидая прошлое, и направилась к его кабинету, его святилищу, лаборатории, где и должно свершиться тому, чего она так страшилась и так жаждала.
***
Отцовское святилище располагалась в пристройке красного кирпича - сам цвет символизировал происходящее внутри. Зоя медленно отворила тяжелую дверь. Помещение были стилизовано под лабораторию средневекового алхимика: каменные стены, полки с книгами, посередине - кирпичная химическая печь. На столе стояли собранные по миру реторты, пробирки, горелки; остальное место занимали банки с порошками и жидкостями, ярлычки на латыни. По стенам - гравюры из «Алхимического музея» и «Немой книги». Чугунная дверца печи закрыта, от нее исходит жар: там четвертый день плавились ртуть и сера.
Отец сидел на корточках перед печью, раскинув руки, положив ладони на горячий кирпич, вперив отстраненный взгляд сквозь кирпич и металл, проницая страдания минерального вещества. Услышав шаги, он поднял голову.
- Ты так похожа на мать, Цыпленок, - удивился он. - Ты что, накрасилась?
Зоя тихо засмеялась, скользящим шагом приблизилась к отцу.
- Ты всегда хотел, чтобы я заменила ее. Учил меня ухаживать за тобой, как она, угадывать твои желания и выполнять их...
Задержавшись за его спиной на секунду, она прошла к окну. Короткий ноябрьский день почти закончился. На широком подоконнике из широкого горшка торчали ломкие, совершенно высохшие стебли. В клетке жердочка, где обычно прыгала канарейка, была пуста и неподвижна, сама птичка лежала лапками кверху возле блюдечка с серой каемкой вместо воды. Ох, он все эти дни не кормил ее...
Зоя печалится о птице и розе, но у нее есть цель. Она закрывает шторы, зажигает принесенные с собой свечи, расставляет между ретортами ароматические палочки. Включает давно неиспользуемый CD-плеер на книжной полке.
Отец поднялся, моргая.
- Ты что, зачем?
Но протестует слабо: все его мысли внутри печи. Зоя понимает. Она подвигает ему стул:
- Садись. Я тоже буду сопереживать. Музыка, свечи... это все поможет. Ты слишком напряжен.
Это правда: он взбудоражен. Когда садится, выпрямившись, его руки сами начинают мять края алого, как закат, лабораторного халата. В комнате жарко, несмотря на открытую форточку. Курятся благовония, запах ладана щекочет ноздри. Его и ее тени соединились на ковре. Несколько минут оба в молчании смотрят на темную громаду атанора, внутри которого свершается таинство. От печи словно исходит красноватое свечение. Затем он говорит хриплым шепотом:
- Я как будто там, внутри. Я весь горю. Огонь пожирает мои внутренности...
Она стоит рядом, лаская его взглядом.
- Ты когда-нибудь умирал?
Он по-прежнему смотрит на печь, голос у него отсутствующий.
- Когда твоя мать ушла от меня, я прошел муки ада, это стократ хуже смерти. Я страдал столько, что и Христос испугался бы. Но в твоих записях часто говорится о смерти. Я постоянно возвращаюсь в мыслях к этому...
Зоя подошла ближе, почти касаясь животом его плеча.
- Это символическая смерть, - сказала она. - Умрет все старое в тебе, и ты возродишься к новой жизни.
- Ты меня понимаешь. Ведь ты моя дочь и лучшая моя ученица. - Он поднял голову, видя ее, словно в тумане: - Как ты похожа на нее...
Белая шелковая блузка и узкая белая юбка - как на матери в день свадьбы. Родители были тогда студентами, они просто расписались в ближайшем загсе, а потом долго гуляли по городу. Отец ей никогда об этом не рассказывал, никогда не говорил с ней о матери, все это Зоя вычитала из найденного на чердаке среди прочих личных вещей дневника. Там же нашла и фотографию, с которой лепила образ.
Зоя улыбнулась:
- Ты весь горишь, тебе надо успокоиться. Сядь, я сделаю массаж.
Он порывисто вскочил:
- Нет-нет, оставь меня. Я сам должен пережить новое рождение...
Зоя кладет руки ему на грудь, осторожно толкает на стул. Он подчиняется, как ребенок.
- Я скоро уйду, - нежно говорит Зоя. - Ты успокоишься, и я уйду. Не мечись, как тигр в клетке.
Он сидит, большие руки напряженно сжаты.
Она встает сзади, начинает осторожно мять ему плечи, скорее поглаживая, чем надавливая, и приговаривает:
- Это будет свершение духа, и ты должен совладать с волнением и страхами. Я помогу.