БВ – Вы можете. Вы находитесь в уникальном положении. И именно это может быть вашей ролью в истории.
ДС – Именно так я ее и представляю. И это дает мне приятное чувство. Возникающие у меня трудности связаны с переходом отличного к универсальному Абстракции очень много для меня значат;
в них заключено много эмоций и личного опыта. Могут ли они быть столь же значимы для остальных? Мне хотелось бы это знать. Но если люди, как правило, не считают открытое общество целью, за которую стоит бороться, как может выжить вся наша глобальная система? Это проблема, с которой сталкивается мир, и я не знаю ответа. Здесь я захожу в тупик. И я полагают, что мы все заходим здесь в тупик.
БВ – Не обескуражила ли вас сложность мировых проблем?
ДС – Это определенно так. Видите ли, человеческие возможности ограничены. В течение первых 60 лет моей жизни я в основном сталкивался с внешними препятствиями. Но по мере того, как я приобретал власть и влияние, я все больше узнавал о своих внутренних ограничениях. Существуют ограничения на степень моего эмоционального участия. По мере того как я сталкиваюсь с наиболее ужасающими проблемами человечества – Босния, Чечня, – они оставляют на мне некоторый болезненный след. Мне неприятно признавать это, но это так. И я все более начинаю сознавать, что такое интеллектуальные ограничения. Я раньше думал, что вношу позитивный вклад в решение мировых проблем. Я всегда знал, что многие проблемы не имеют решений, но я думал, что смогу привнести новый взгляд на них. Я продолжаю так считать. Но некоторые ситуации меня обескураживают. Я понял, что такие вопросы, как мировые проблемы, вопросы мирового порядка и реформа ООН, являются практически неразрешимыми.
БВ – По мере того как вы все больше занимаетесь геополитическими вопросами, не чувствуете ли вы, что иногда упускаете более детальную информацию?
ДС – Не совсем. Но я уже не помню все так хорошо, как раньше. Это одно из преимуществ старения. Многие люди беспокоятся о том, что теряют свою память. Это приносит им страдания. Я не беспокоюсь по этому поводу. Прежде всего, у меня есть помощники, которые могут мне напоминать. Во-вторых, люди соглашаются с тем, что я могу думать о более важных вещах, а не запоминать имена и другую фактическую информацию. Потеря памяти является проблемой, только если вы об этом беспокоитесь. Однако я по-прежнему четко понимаю современные идеи, а также их историческую соотнесенность.
БВ – Ну что же, Джордж, вы совершили невероятную одиссею. Интересно, есть ли у вас какое-нибудь представление о том, как далеко вы собираетесь зайти?
ДС – В юности у меня, безусловно, были некоторые сверхчеловеческие фантазии. Я говорил о том, что время от времени у меня возникали идеи о бо-гоподобности и мессианстве. Чем ближе я приближаюсь к их реальному воплощению, тем больше я понимаю, что я – просто человек. Но вспоминая свои непомерные амбиции, я иногда все еще удивляюсь тому, чего мне в действительности удалось добиться. Это особенно верно в отношении моей филантропической деятельности. Путешествуя по миру и видя результаты, я понимаю, что они просто огромны и очень меня удовлетворяют.
БВ – Как вы воспринимаете свой общественный имидж, как вас воспринимают другие?
ДС – Это – не я. Я понимаю, какое положение занимаю, и пытаюсь жить в соответствии с ним, но оно не соотносится с моим представлением о себе. Я не могу сказать, что точно знаю, кто я в действительности. Но я знаю другое: хотя я понимаю, что мой общественный имидж – это не я, что это что-то внешнее, но он реально влияет на меня. Он заставляет меня быть другим. Существует двустороннее рефлексивное взаимодействие между моей личностью и моим общественным имиджем. Очевидно, я играю определенную роль в формировании этого имиджа, но этот имидж также оказывает на меня влияние. Я вижу, как он на меня повлиял. И я должен сказать, что в целом эффект был весьма позитивным. Я стал счастливее. Я стал лучше, более гармоничным, более удовлетворенным человеком, чем раньше. Иными словами, я себе нравлюсь. Я сам создал свою личность и горжусь ею. Это значительное изменение по сравнению с тем, что я думал о себе раньше, в течение наиболее продуктивного периода моей деловой карьеры. По некоторым причинам я стыдился себя, теперь я просто перерос это. Я был очень изолирован, а сейчас я участвую очень во многом. По этому в общем и целом этот общественный образ сделал меня более счастливым.
БВ – Не совсем понятно, что стоит за словами «частное лицо». Мне кажется, что очень многое из того, что доставляет вам удовольствие, – это то, что вы переживаете самостоятельно. Получаете ли вы удовольствие благодаря общению с другим людьми – вашей семьей и друзьями?
ДС – Да. Но я должен признать, что я – самый строгий критик самого себя. И моя самооценка для меня важнее, чем мнение других людей. Меня одинаково смущают как благодарность, так и лесть. Тем не менее я довольно хорошего мнения о себе сейчас, когда я могу согласиться с тем, что другие хорошо отзываются обо мне, и иногда я получаю значительное удовлетворение оттого, что другие люди позитивно ко мне относятся. И воплотив в столь полной мере свои надежды, я сейчас могу уделить некоторое время семье и друзьям.
БВ – В вашей жизни также важную роль играет спорт – лыжи, теннис. Хотели бы вы, чтобы у вас было больше времени для спорта?
ДС – Нет. Я думаю, что у меня столько времени, сколько я хочу. Мои возможности заниматься спортом сейчас несколько ограничены. Я регулярно играю в теннис. Я увлекался лыжами, но сейчас я очень устаю от них. Поэтому мне кажется, что я занимаюсь спортом как раз столько, сколько могу Я не уверен, что хочу дальше отвечать на эти личные вопросы.
Мне как человеку уделялось слишком много внимания. Эта тема интересует меня. Я мог бы продолжать говорить на эту тему без конца, поскольку меня занимает, каким образом конфликт между моими отцом и матерью – что безусловно производило на меня огромное впечатление в детстве – продолжает разворачиваться внутри меня, хотя они давно уже умерли. Но интерес к себе начинает давать и некоторый негативный побочный эффект. Я стал общественным деятелем для того, чтобы пропагандировать определенные идеи. Сейчас у меня и у моих последователей возникает вопрос: не служит ли создание фондов и всего, что я делаю, моему самовозвышению? Это очень серьезный вопрос. Я не застрахован от обвинений в том, что строю культ своей личности, поскольку я сам обвиняю себя именно в этом. Я думаю, что достиг той точки, когда должен подавлять свое стремление к самораскрытию. Эта книга должна быть последней, где я так глубоко раскрываю свою личность. Я надеюсь, что мне хватит сил и впредь следовать этому решению.