Я провел тщательное исследование того, что можно назвать системой подъемов и спадов, которую можно наблюдать время от времени на финансовых рынках. Я думаю, что эта идея применима и к интеграции и дезинтеграции Европейского сообщества. После революции 1989 г. и объединения Европа находилась в состоянии динамического дисбаланса. Следовательно, она представляет собой очень интересный предмет исследования для моей исторической теории.
Я сам – участник процесса динамического дисбаланса, поскольку я являюсь международным инвестором. Я называю себя биржевым торговцем и шучу, что инвестиции являются неудавшимися спекуляциями, но в свете развернувшейся кампании против биржевых торговцев это больше не доставляет мне удовольствия. Международные инвесторы сыграли важную роль в кризисе механизма обменных курсов. Но создать общий рынок без международного движения капитала невозможно. Винить в этом биржевых торговцев – то же самое, что расстреливать посланца, принесшего дурную весть.
Я хотел бы поговорить сейчас о европейском дисбалансе на основе моей теории истории. Тот факт, что я также являюсь участником, не влияет на мою способность применять эту теорию. Напротив, это позволяет мне проверять эту теорию на практике. Имеет также значение и то, что я вношу в нее свой особый взгляд на предмет, поскольку часть моей теории состоит в том, что участники всегда действуют на основе предпочтений. И конечно, то же самое правило применяется и к сторонникам различных теорий.
Но я должен признаться, что мое особенное пристрастие – а именно то, что я хотел бы видеть объединенную, процветающую, открытую Европу, – мешает моей деятельности в качестве участника на финансовых рынках. У меня нет проблем, пока я остаюсь анонимным участником. Фунт стерлингов вышел бы из европейской системы обменных курсов (ERM) вне зависимости от того, спекулировал бы я на нем или нет. Но после того, как фунт стерлингов вышел из ERM, я стал широко известен и перестал быть анонимным участником. Я превратился в некоего гуру. Я могу реально влиять на поведение рынков, и было бы нечестно делать вид, что это не так. Это положение создало определенные возможности, но наложило и определенные обязанности. Принимая во внимание мои предпочтения, я не хотел нести ответственность за выталкивание франка из ERM. Я решил воздержаться от спекуляций против франка, чтобы иметь возможность предложить конструктивное решение, но никто не поблагодарил меня за это. Более того, мои публичные высказывания обеспокоили финансовые органы еще более, чем моя деятельность на финансовых рынках, поэтому я не могу сказать, что успешно справляюсь со своей новой ролью гуру. Тем не менее, учитывая свои предпочтения, я должен сказать то, что собираюсь сказать, даже если это создаст неудобства для меня как для участника.
Комментируя процесс смены подъемов и спадов в интеграции Европы, я должен уделить особое внимание механизму обменных курсов, который играет столь важную роль в этом процессе. Он идеально работал в условиях, близких к равновесию, до объединения Германии. Но объединение Германии создало условия динамического дисбаланса, и начиная с этого момента ход событий определялся ошибками и заблуждениями. Наиболее осязаемым результатом является распад механизма обменных курсов, который в свою очередь, является важным фактором возможной дезинтеграции Европейского сообщества.
Разрешите мне начать с того момента, когда условия, близкие к равновесию, были заменены условиями динамического дисбаланса. Этот момент можно указать чрезвычайно точно: падение Берлинской стены. Оно открыло дорогу объединению Германии. Канцлер Коль воспользовался этой исторической возможностью. Он решил, что объединение должно быть полным и немедленным и проходить в европейском контексте. Практически у него не было выбора, поскольку Конституция Германии предоставляла восточным немцам гражданство Германии, а Германия была членом Европейского сообщества. Но брать на себя ответственность за события или лишь реагировать на них – это совсем не одно и то же. Канцлер Коль проявил себя как настоящий лидер. Он отправился к президенту Миттерану и сказал ему практически следующее: «Мне необходима ваша поддержка, поддержка Европы для достижения немедленного и полного объединения». Французы ответили примерно так: «Давайте создадим более сильную Европу, в которую будет полностью включена объединенная Германия». Это создало огромный импульс к интеграции, это дало толчок к развитию фазы подъема в череде подъемов и спадов. Британцы возражали против создания сильного центрального полномочного органа; вспомнить хотя бы выступление Маргарет Тэтчер в Брюгге. Последовали тяжелые переговоры, но было некоторое чувство спешки, крайнего срока. Результатом стало Маастрихтское соглашение, две основные цели которого заключались в установлении общей валюты и общей внешней политики. Оно включало также и множество других положений, но они были менее важными, и, когда британцы стали возражать, им было позволено выбрать некоторые из них. В общем и целом соглашение было огромным шагом в направлении интеграции, героической попыткой создать Европу, достаточно сильную для того, чтобы она могла справиться с рево-люционными изменениями, явившимися результатом распада советской империи. Оно зашло, вероятно, дальше и призывало к еще более быстрым изменениям, чем к этому было готово общественное мнение; но это был шанс, которым лидеры воспользовались для того, чтобы справиться с революционной ситуацией. И по-моему, это абсолютно правильно, поскольку роль лидера требует именно таких решений.
Проблема заключается в другом. Я не хочу углубляться в теневую сделку, которую Германия заключила с Европейским сообществом о признании Хорватии и Словении как независимых государств. Она мало обсуждалась и мало была замечена в свое время, но она имела ужасающие последствия. Я хочу сосредоточиться на внутреннем дис-балансе в Германии, который был порожден ее объединением, поскольку это был дисбаланс, превративший подъем в спад. Германское правительство серьезно недооценивало цену, которую придется заплатить за обьединение, и тем более не желало платить полную цену путем более высокого налогообложения или сокращения государственных расходов. Это создало напряженность между Bundesbank и правительством на двух уровнях: первый заключался в том, что государство действовало в направлении, противоположном прямым рекомендациям Bundesbank; вторым была чрезвычайно свободная фискальная политика, то есть огромный дефицит бюджета, который требовал очень жесткой кредитно-денежной политики для восстановления кредитно-денежного равновесия. Приток покупательной способности путем обмена восточногерманской валюты по номиналу создал инфляционный бум, а дефицит бюджета только подлил масла в огонь. Bundesbank по закону нес ответственность за поддержание курса немецкой марки, и он действовал очень быстро. Он поднял ставки в соглашениях по продаже с обратной покупкой (геро) до 9,70%. Но эта политика нанесла большой ущерб другим странам-членам европейской кредитно-денежной системы. Иными словами, кредитно-денежная политика, которая была разработана для того, чтобы восстановить равновесие внутри страны, создала дисбаланс в европейской кредитно-денежной системе. Потребовалось некоторое время для создания этого дисбаланса, но через некоторое время жесткая кредитно-денежная политика, введенная Bundesbank, толкнула всю Европу в глубочайшую со времен второй мировой войны депрессию. У Bundesbank две роли. Он является охранником стабильной валюты у себя дома и «якорем» европейской кредитно-денежной системы. Он действовал как передаточный механизм для превращения внутреннего дисбаланса германской экономики в силу дезинтеграции Европейской кредитно-денежной системы.