В поэзии добравшись до конца...
В поэзии добравшись до конца,
не отличу от красной чёрной даты.
В истории, где брат пошёл на брата,
в конце концов зарезали отца...
Года идут, и зеленеет медь
вознёсшегося гордо монумента.
Я пялюсь в мониторы перманентно:
мне, как и прочим, нравится смотреть
как умирают дети.
(10.10.2004)
Упражнение
Кто мог знать, что он провод, пока не включили ток.
(БГ)
Не уверен. В деталях, числах, движеньях губ.
Точки: отсчёта, кипения, и – над i
переменчивы точно количество пальцев рук –
не упрятать в перчатку и не собрать в горсти.
Слово (было уже!). Из хаоса вышел хлам,
и из хлама взросли бамбуки и вбили клин.
Педантичный топограф разрезал всё пополам,
но забыл про ничейную плоть между ян и инь.
Из горячих отверстий забил речевой поток.
Ты, эффектно срывая скальп, завершил стриптиз.
Слово – НЕ воробей, а скорее всего, патрон,
и озвученный ангел срывается уткой вниз.
Орнитолог фиксирует птиц золотой иглой
на небесной лазури. Барометр падает ниц.
Ты не знал, что ты – липа, до встречи с бензопилой.
Но ты можешь считать, это Джоплин поёт на бис...
(05.10.2004)
Омен
Искать в себе или бороться за...
Но вырастет – Анчар (какой по счёту?).
У древа жизни тоже – корень зла.
...так вслед за звуковым – два самолёта
проходят временной барьер – хлопок...
На мониторах пусто. Стюардессы
умело разливают кипяток,
со страхом глядя на пустые кресла,
точно с экрана – в мёртвый кинозал...
Взрыв фейрверка в магазине кукол
рвёт из орбит стеклянные глаза
и оплавляет глянцевые руки.
А мудрецы стараются – точь в точь
как завещалось в старой доброй книжке –
посеять в нас разумное и проч.
Фотографы отбеливают ночь,
и бесконечно длится фотовспышка...
(07.09.2004)
Пожилой Амур не натягивает тетивы...
Пожилой Амур не натягивает тетивы,
а нажимает на курок «Кольта» или «Беретты»,
и свинцовые пчёлки неотвратимой любви
жалят тугую плоть под бронежилетом.
И каждый патрон на четверть, или, скорей, на треть,
каждый расстрельный залп или выстрел в спину –
проводники любви, её хлеб и плеть...
(а газовая камера – love-машина)
Постоянный ингредиент или конечный продукт
всего, что взрывает мир или улыбается в колыбели...
Пожилой Амур стреляет с обеих рук
как всегда без промаха. И без цели.
(02.09.2004)
Синяя борода
...в своём роде любовь или равное ей по боли
упражнение с бритвой – отворение юной плоти...
Я твой чёрный король на белом (E8) поле,
ты прекрасная пятая дама в моей колоде.
Под стальное крещендо пикирующего Гастелло,
под метеосводки о сошествии урагана
мы не встанем с постели... Я дам тебе лук и стрелы:
постреляй, дорогая – я стану св. Себастьяном...
Горизонт на закате со стекающей в небо струйкой
как от горла к горлу протянутая паутина...
Выше нас только адово пламя в моей буржуйке.
Mы – нечётная пара (почти уже двуедины).
...прорастая друг в друга, пока время не выбьет зубы:
в своём роде инцест – словно Гензель в постели у муттер.
Синева на моём подбородке... Забудь, не думай...
Ничего не бойся – у нас ещё три минуты...
(20.08.2004)
Кариес
Чувство, отлитое в слово, не достоверней
половозрелой лососи, идущей на нерест.
Звёзды – не факт при обильном наличии терний.
Кариес в чём-то честнее чем съёмная челюсть.
Из невозможных сентенций всего мне милее
та, что стирает границу меж небом и ямой,
то есть, ещё один рот отворяя на шее,
пачкает воротничок незатейливым ямбом.
Похоть прямее... И истина мне не дороже
дружбы меж Ваней и Лялей, любивших Жюль Верна.
Впрочем, их нежное чувство едва ли надёжней
бабочек в юном паху и уж не достоверней
Зевса с его Олимпийцами, спящих в курганах.
В дёснах у неба твой купол сияет как фикса...
Нет никого, кто надёжней твоих истуканов
и ничего – достоверней безносого сфинкса.
(14.08.2004)
Геология
1.
Васильев был геолог. Прозябая
восточнее уральского хребта,
он, не снимая рюкзака с хребта,
сбивал подмётки, начиная с мая
до осени, природою вещей
заняв свой разум на пути к астралу...
Он люто ненавидел минералы,
руду и геологию вообще...
Но он любил. Любил давно и трудно
начальника их партии Петрова.
И, каждый год записываясь снова
к нему в отряд, надеялся на чудо
взаимности. Увы ему: на деле
(всему виной всегда людская косность)
Петров предпочитал традиционность
как в огненной воде так и в постели.
А посему, не видя в жизни толку,
после ночного пьяного признанья,
наткнувшись на стенУ непониманья,
Васильев застрелился из двустволки.
2.
Возможно выжить с безответным чувством,
но невозможно пережить надежду, –
так думалось Петрову много позже
(его-таки достал поступок друга)...
И далее: что вообще есть дружба?
Ступенька ли, преддверие любви?
И где тогда граница между ними?
Васильев перешёл её и умер...
Петров же перейти её не смеет:
употребляет спирт и практиканток
и служит геологии одной...
(10.08.2004)
Цюрих. Кафе Одеон. Улисс.
1.
Я пришёл к тебе с приветом...
(А. Фет)
Ну вот и я – твой бедный Одиссей,
измученный капризами Каллипсо...
Довольно ткать и вдовствовать, царица.
Гони взашей непрошенных гостей.
Я утомлён и дьявольски промёрз:
Ирландия – не место для еврея...
Я подменял на скалах Прометея
и птица мне выклёвывала мозг.
О, я входил в историю, затем
оставил за спиной десяток спален...
Мой ход конём был в чём-то гениален,
и до сих пор пугает ЭВМ.
Ну вот и я. С приветом к Вам, ma belle...*
Наш поцелуй не будет скоротечен.
Он станет длиться, длиться – бесконечно,
пока не сплюнем зубы на постель.