Темноликая дева не спит у пустой колыбели,
и, поэтому, что-то со мной не случится никак...
(21.05.2005)
Гекзаметр
И. Г.
Вот комната, и в ней на раз-два-три
я проявлюсь как чёртик из бутылки,
несмело улыбаясь изнутри
портрета потускневшею улыбкой.
Здесь жили мы вдвоём, мой ангел. Вот
диван и стул, и пыль на прежнем месте...
Здесь ты пережила меня на год,
а мебель переплюнула на двести...
В пространство между шторами светил
фонарь, и в нём синюшными крылами
ты отворяла уши мне, слепив
две раковины... Tе, что были нами,
не слушали ход времени... И ей
всегда был ведом срок их кратких линий...
А он кропал свой список кораблей,
упорно приближаясь к середине.
И в лампе не кончался керосин
пока флоты дробились шестистопно.
И в узкий промежуток меж гардин
глядел фонарь обманутым циклопом.
(18.04.2005)
Weekend в Вавилоне
Звезда, плотвой слетев с крючка,
царапнет небо ртутной спицей.
Луна просунет ягодицы
сквозь амбразуру в облаках.
Из пункта В до пункта А
наискосок прочертит катер.
И рыболов застыл как катет
с гипотенузою в руках.
По небу едут корабли
с квадратом скорости на массу.
Мгновенье длится – столь прекрасно –
что с языка слетает «пли»...
Взбивая сумрак взмахом крыл,
нырки буравят твердь бесстрашно,
привычно огибая башню,
чей прах давно уже простыл...
Я удаляюсь – невесом –
отметив с удовлетвореньем,
что мы остались неизменны
на вкус, на запах и на стон.
(02.04.2005)
Инородное тело
Бобо мертва...
(И. Бродский)
Н.Ребер умер. Перепутав шприц,
пав жертвой горловых словотечений,
серийных маньяков-самоубийц,
прицельных рикошетов, потрясений, –
неважно... Просто выскочил в астрал –
без слова, без руки, без покаяний –
и вышел весь, рассеялся, пропал,
в секунду перестав быть матерьялен.
...застыв в прихожей, теребит пальто,
недоуменно вскидывая плечи,
осознавая постепенно, что
надеть его и не на что, и нечем...
...из года в год кроивший в голове
свой panic room,* свою defence of Luzhin,*
он вышел внутрь и захлопнул дверь,
оставив ключ под ковриком, снаружи...
Н.Ребер у... (перехожу на свист),
что будет нам уроком и примером:
мутируя внутри, всегда есть риск,
в конце концов стать инородным телом
и выродиться, сгинуть на корню,
став собственной проекцией на плоскость...
Н.Ребер умер. Вычтен как изюм
из булки. От него осталась полость...
Из провода сочится жёлтый ток,
и шестерню заклинило навеки...
Но наше время движется вперёд
пока в часах не сдохнут батарейки.
*panic room – комната страха (англ.) Прим. сост.
**The Luzhin Defence – «Защита Лужина» (англ.) Роман В. Набокова. Прим. сост.
(29.03.2005)
Пасхальные заметки
...вот юность носится на длинном поводке,
и жизнь – как шубы варваров – наружу
мех, крупный жемчуг на воротнике
(ужасный кич)... Потом всё строже, уже...
короче поводок, грубей рука,
а жизнь уже не новь, скорее, ноша...
Хоть жемчуг и слетает с языка,
но чаще – вздох, и мех врастает в кожу.
Ты смотришь вверх, за тёмное стекло
упрятав как селёдку в целлофане
взгляд, пахнущий плацкартным сквозняком
и мёртвым пивом в утреннем стакане.
Но наверху всё та же канитель...
Активы подытожив прагматично,
ты чувствуешь, что заводить друзей
бессмысленно уже и неприлично.
Мгновения сшибают пыль с виска
и в прошлое уносятся со свистом.
Пора подумать об учениках,
но молодёжь – сплошные талмудисты...
В столицу с языками на плече...
В столицу с языками на плече
пришли под вечер, измозолив ноги.
Ко мне прибилась дюжина бичей,
изрядно надоевших по дороге.
Но худа нет... сгодились и они –
отваживать бродяг и лиходеев.
Увы, но пацифисту в наши дни
не выжить в одиночку в Иудее...
.....
Уж это мне цыганское житьё!
Нет повести печальнее скитаний
вне Родины... Но – каждому своё...
...заночевать решили в Гефсимани:
опрятный парк, нормальный классицизм,
скамейки, нимфы с вёслами из гипса.
На цоколе забавный афоризм:
«Arbeit macht frei»...* германские туристы...
Устроились в беседке, на холме
среди дерев белеющей бескровно.
Вечеряли в звенящей тишине,
чем Бог послал (простите за нескромность)
День затихал на запредельной «ля» –
так умирают скрипки и закаты...
Мы замерли, торжественно скорбя...
Того гляди окликнут: ... Стоп! Отснято!
И – смоем синеву с усталых век,
закурим, откупорим банки с пивом...
Ну а пока... опять смотрю наверх.
И чашу снова не проносят мимо...
*Arbeit macht frei – труд делает свободным (нем.) Приведенная фраза была размещена в качестве лозунга на входе многих нацистских концентрационных лагерей. Прим. сост.
(19.03.2005)
Балабановский бог
Балабановский бог тарахтит коробками в карманах,
фиолетовой шашкой бездымно горит на ветру,
навещает во сне пиротехников и пироманов,
о шершавые лбы вышибая живую искру.
Он взойдет надо мной как озвученный ранее ворон
и начертит на облаке каббалистический знак.
В виртуальных морях и в электромагнитных просторах –
мыс реальной надежды и неутомимый маяк.
Нас накроют ненастья и слезоточивые дымы.
Ночь внесет в мои окна свой каменноугольный труп.
А по первому снегу на запах придут анонимы
и засунут под камень, а после – не станет за труд...
Hо довольно цепляться за парус – он порван (он порван!).
Tы выходишь за дверь и становишься снова ничей...
И играешь без струн, о смычок резонируя горлом,
и впускаешь рассвет в вертикальные щели свечей.
Так что – будем опять на сносях заготавливать снасти.
Подождем декабря – встанет лёд, и, глядишь, босиком
он пойдёт по воде – триединый в своих ипостасях –
балабановский бог, Прометей и страдалец Данко.
(07.03.2005)
В такие дни...