геометрически расставлены стволы
оливковых фигур – куда ни хватишь глазом:
дождутся темноты и вытащат стволы,
и строй сомкнут вокруг белёсой казы.
hotel
С горы в долину – бурый глинозём,
скреплённый изолентой автострады.
Отъедешь чуть: пульсацией цикадной
кричит трава, поросший парком холм,
свет лоскутами, в полутени скрыт
отель – войдёшь, и тишина повиснет...
Портье протянет ключ и пачку писем,
что ждут тебя лет триста, может быть.
raggio
Закатный луч продавит изнутри
седеющий ландшафт, играя перспективой:
то церковь выпятит, то чёрные штыри
в углах холста, то горные массивы,
то выполощет небо на ветру,
то сунет пальцы в рощу как в перчатку,
то пропадёт и выскочит в дыру,
и полыхнёт в лицо, и подожжёт сетчатку.
spiaggia
Ляг на спину и глянь из-под руки:
песчаный пляж похож на центрифугу,
где в центре оседают старики,
а дети по краям, и движутся по кругу.
И в несколько часов закончен полный цикл
перемещения с периферии к самой оси.
Грибок над головой качнёт внезапный цирк,
и клоун надувной матрас уносит.
Odysseus
Неявный Одиссей глядит с холма на порт:
ливорнский – он похож на генуэзский.
Мозг как могучий скан суёт картинку под
лекало памяти, под выцветшие фрески
из квази-детства, отрочества... В них –
там тоже корабли (и список вот остался),
шаланды полные – но тут программный сдвиг,
и следует сплошной поток конфабуляций...
Петляет по холмам в просроченной траве
(но, строго говоря, он тупо смотрит в google)
и ищет, приставляя трафарет,
прямоугольный дом и левый верхний угол,
и движется – скорей всего по кругу.
А берега пусты. Итаки больше нет.
(01.08.2009)
Ни горького, ни сладких...
Ни горького, ни сладких нас с огнём
не разглядеть у времени в кармане,
оно приходит разными ногами,
и в то же время пятится в проём.
Мысль сплюнута и сгинула на дне,
чтобы вернуться в рот фабричной пулей.
Мы только что за угол повернули
и тени раскидали по стене...
Оснеженного города вокруг
по кольцевой рванёшь, что мочи было,
и сам себе зарядишь лбом в затылок
и впереди увидишь этих двух,
и круг замкнётся. Вырвешься потом,
взлетишь, но вряд ли сможешь вставить слово...
Увидишь тело, бывшее основой
существованья шляпы и пальто,
дивана, кресел, вони здешних мест,
и мелочью в кармане звякнешь грустно...
У нас есть очень длинное искусство,
и жизнь, но это очень brevis est.*
*«Ars longa, vita brevis est» – искусство долговечно, жизнь коротка (лат.) Прим. сост.
(15.07.2009)
13
Глядя в оба, вполне вероятно, скользнув по ушам,
за затылком скрестить окуляры в сияющий фокус,
и не встретиться взглядом в парадном. Ускоривши шаг,
простучать по ступенькам, слетев в перевёрнутый конус
нежилого двора, обнаружить себя за столом
со старухами в чёрных жабо и дырявых перчатках,
симметрично рассаженных за бесконечным лото,
и потом убежать, унося этот ад на сетчатке.
И потом убежать на пустырь, где пустырь и дерев,
и прохладной реки не видать под ногами. Заплечный
воздух склизок и глинист, и только припавши к дыре
между чёрных корней, услыхать щебетание певчих,
стук опавшего яблока, шорох земли, где земля,
босоногую звонкую россыпь над влажной травою,
и заметить, взглянув на летящего кверху червя,
что зарыт точно статуя, видимо, вниз головою.
Отошли поезда, и отставших попросят пройти –
все, попавшие в огненный фокус, в стальную облатку:
пехотинец в парадном строю спотыкается и
продолжает идти, но уже по нездешней брусчатке,
аматёр-серфингист, шутки ради назвавшись «никто»,
отправляется в вечный круиз, где успев примелькаться
чередуются даты, старухи играют в лото,
и одна голосит беспощадным фальцетом: 13.
(01.07.2009)
Старт
С оконного стекла стартует муха.
Стартует дождь с обратной стороны.
Создатель смотрит в линзу Левенгука,
внизу петитом набранные мы,
прихваченные влёт киношным фризом,*
зависли в 3D-вакууме. Бог
потрёт глаза и отодвинет линзу.
Стартует муха, ready-steady-go:**
и карусель завертится, и глобус
обрящет ось, прольётся жидкий кэш
прольётся нефть из-под апсид, автобус
взорвётся в Хайфе, тронется кортеж
от Спасской башни в сторону Уолл-стрита,
Спаситель, человеков возлюбя,
увидев свет в районе Газа-стрипа,
успеет лишь понять: земля-земля,
над стадионом пронесётся «вау!» –
послушный шест, тугая тетива –
выбрасывая ноги буквой «фау»,
взлетит над планкой Исинбаева.
А пастушок с подгнившими губами,
как трубочкой коктейльною, дудой
высасывает дождь и папу с мамой,
и муху, и стекло, и нас с тобой.
*здесь, фриз – замирание в немыслимой позе, например в прыжке или в виде танцевальной стойки на руках, голове, плече. Прим. сост.
**Ready-steady-go – На старт, внимание, марш! (англ.) Прим. сост.
(23.06.2009)
Сергею Чернышеву
из сумрачного рта, где урские руины
(что бродский Парфенон), разъятые мосты,
придушенная снедь с обрывком пуповины
и в параллельный сад обваленный пустырь,
и кружевная смерть
и кружевная смерть, которая всё туже
фиксирует язык на нёбе, там где бох,
и адская швея сшивает душу с кожей,
и дышит за щекой иеранимый Босх:
теперь ты тоже я
теперь ты тоже вхож, оставь её... и welcome!
курильщик у окна безумно хочет жить...
из сумрачного рта выпрыгивает белка,
шасть в сторону – и нет, держи её, держи...
шаг в сторону и тьма
(10.06.2009)
Интерференция
1.
Галлюциногенный полдень в окрестностях Вавилона
шевелит ландшафтом точно клопы – обоями.
Раскачивается кувшин на окне в столовой,
взвешивая перспективы... Переменив обойму,
оберлейтенант Штерн щёлкает зажигалкой,
сплёвывая дерьмо, доминантой гранатомёта
вдавлен в мамаев пах, прикуривает: Пожалуй,
Волга поглотит Рейн и... Шайссе, она проглотит...
2.
Скажем, Удмуртия, утро, рожденье бога:
сходу малюет звёзды, кометы, пульсары, о-да, пульсары!