После обеда ко мне зашел Илюша.
— Ты когда едешь? У тебя, ведь, кончается отпуск?
— Да, в пятницу на работу надо. Я вчера хотел, да вот отложил на день — на два.
— Знаешь что? Поезжай завтра с Прокофьевной. Боюсь я одну ее пускать. Старуха все-таки. А ты бы поглядел за ней.
— Да я-то с удовольствием. Только не поедет она со мной.
— Поедет, я еще раз поговорю с ней. Да, кстати, ты знаешь, почему она так ненавидит тебя?
— Почему?
— Ей кто-то сказал, что ты баптист. Сейчас она спрашивала, правда это или нет.
— Ну, и что же ты?
— Засмеялся, конечно. А потом сказал, что враки это.
— Поверила она?
— Я думаю, поверила.
У меня опять появилась надежда. Может быть, Коля еще и не выиграет. Ведь, самое главное сделано: Прокофьевна знает, что я не баптист, сам Илюша сказал ей, и она поверила. Значит… Значит, пожалуй, Коленька-то останется с носом.
Надо было торопиться. До ужина оставалось немного. Вечером Прокофьевна могла, как вчера, все время пробыть с ребятами. А завтра — кто знает. Вздумают в последний раз повести ее куда-нибудь, или она станет показывать им, учить по хозяйству. Да мало ли что может случиться. А, ведь, сделать все надо раньше отъезда, чтобы Коля увидал. После неинтересно будет.
Я никуда не пошел, а все время вертелся на виду. Коля, должно быть, сообразил, что я собираюсь ринуться в атаку, и не упускал меня из виду. Прокофьевна несколько раз проходила мимо меня, но всякий раз с ней кто-нибудь был. Я заметил, что она искоса оглядывает меня, но так и не разобрал, перестала она злиться или нет.
Наконец мы встретились один-на-один. Я еще издали увидал, что идет она только ко мне, только затем, чтобы поговорить со мной. Мне хотелось оглянуться на Колю — вот, мол, смотри: кто выиграл? Но я не успел, Прокофьевна была уже возле меня. От радости я схватился за голову, хотя был без шапки и, не знаю для чего, сказал:
— Добрый вечер, бабушка.
— Солнышко-то вон еще где, — ответила она. — День еще.
— Ах, да, правда, ведь, день… Ну, как же, бабушка, едем завтра? Илюша мне говорил…
— Говорил, говорил. Как же, и мне говорил.
Она тряхнула рогами и уставилась на меня. Потом тихо сердитым басом сказала:
— Ты… это… Не езди лучше со мной… Лучше в другом вагоне…
Тут ей показалось, наверно, что она чересчур строга со мной. И дальше она постаралась говорить мягче, даже как-будто ласковей.
— Ты не серчай на меня. Старуха я, что с меня взять? Я бы и рада с тобой, ну, нет моей мочи. Как гляну на тебя, так с души воротит.
— Да я же, ведь, не…
— Знаю, знаю, говорил мне Илья. Знаю, а вот не могу. Больно уж ты тихий да хороший — ну вылитый зятюшка мой…
Я повернулся и пошел от нее. Шагов десять прошел — из-за дерева Коля выскочил:
— Что, подружились?
— Еще как! Лучше, чем с матерью родной. Завтра вместе домой едем.
— Врешь?
— Спроси, если хочешь.
— Чего мне спрашивать? Очень надо.
Однако когда я немножко, отошел, он припустился бегом и догнал Прокофьевну. Мне было слышно, как он спросил:
— Бабушка, правда, ты с баптистом хочешь домой ехать?
— А ну, поди-ка сюда, я вот те уши-то оборву… Это ты и набрехал на человека? Ах ты, озорник этакий! А я, дура, поверила.
Провожал Прокофьевну весь лагерь, кроме дежурных. Проводы были торжественные, как-будто уезжала не Прокофьевна, а какой-нибудь нарком. Впереди всех нажаривал в барабан Шурка. За ним довольно стройно вышагивали ребята. Сбоку шла сама Прокофьевна с Илюшей, а немного позади них я.
Прокофьевна всю дорогу наставляла Илюшу:
— А ты, Илья, вот что: ты смотри за ними, строже держи их. Чего еще они? Глупые. Чисто котята. Вчерась пошла в лес, гляжу — Настя на дерево лезет. Дерево страшенное — высокое да сучкастое, а она лезет, она лезет. Вся-то изодралась, исцарапалась, а лезть надо… Теперь ты один над ними будешь, пущай слухаются тебя. Да и сам-то ты тоже пример показывай. А то ты иной раз хуже маленького… Пуще всего по одному, гляди, чтобы не шлялись. Мало ли тут народу всякого ходит по лесу?
На вокзале, пока дожидались поезда, ребята окружили ее и закидали просьбами:
— Бабушка, когда приедем в город, ты приходи к нам, ладно? Если Ваня будет приходить без тебя, мы его прогонять будем.
— Бабушка, на будущий год ты опять отпрашивайся к нам в лагери.
— А сейчас, когда приедешь, письмо напиши нам.
Я пошел брать билеты. Как нарочно, достались оба в одном вагоне. Я просил кассира, чтобы он в разных дал, а он говорит:
— Нету, в других все распродано.