Лучше было подождать, когда спустят пруд, тогда рыбы было вдоволь. Пруд спускали не меньше шести дней, после этого начинали вылавливать рыбу. Мы, мальчишки, принимались за ловлю уже на четвёртый день. Вечером мы поодиночке шли к пруду. Если бы мы шли всей компанией, сторож бы нас живо обнаружил.
В тот вечер, вернее, в ту ночь вода сошла почти до самых границ места лова. У берегов, заросших камышом, был сплошной ил, тускло блестевший при свете месяца. На мне ничего не было, кроме холщовых штанов, в руке я держал мешок из редкой ткани — чтобы вода вытекала из него, а рыба осталась.
Подвязав его верёвкой к поясу, я стал ждать, когда мимо пройдёт сторож. Но вот шаги его утихли, и я беззвучно нырнул в камыши.
Шаг за шагом я медленно раздвигал камыши, чтобы ни один стебелёк не хрустнул. В такую тихую ночь сторож сразу догадался бы, в чём дело. Не раз меня пугала то потревоженная дикая утка, то ондатра, мимо норы которой я проходил. Вскоре всё успокаивалось, и я шёл дальше, ещё больше напрягая слух: нет ли поблизости сторожа?
Наконец мои ноги погрузились в ил. Вскоре он доходил мне до пояса. Чтобы меня не было видно, я весь вымазался в иле. Лицо тоже намазал. Продвигаясь вперёд, я почти не вытаскивал ноги, а раздвигал ил животом. Мешок я волочил за собой.
Добравшись до места, я погрузил руки в ил и начал искать рыбу. Если карп лежал на поверхности, он выдавал себя шлёпаньем хвоста. Несколько штук я нащупал прямо в иле и тоже сунул в мешок. Они скользнули в него как по маслу.
Возвращался я тем же путём, что и пришёл. Но теперь мне труднее было переставлять ноги, труднее было пробиваться сквозь ил.
Мешок я придерживал сзади, чтобы рыба не билась и не выдала меня. На краю камыша я остановился и прислушался, не идёт ли мимо сторож. Тишина. Я отвязал мешок от пояса, перекинул его через плечо и скрылся в туманной тьме у запруды.
На другой день я пошёл продавать рыбу. Одну рыбину бабушка зажарила для нас. Ужин удался на славу! Это был икряной карп, и я полакомился им вволю. И бабушка тоже.
После рыбной ловли наступала пора охоты. Утки, зайцы и прочая дичь. Быть загонщиком во время охоты на зайцев — тоже неплохое занятие. Идёшь себе с палкой в руке, по левую руку — стрелок, по правую — стрелок, а ты знай следи, чтобы не выбиться из ряда. Отставать нельзя, и вперёд соваться тоже нельзя, а не то не ровён час, угодишь охотнику под выстрел. Я спускался в каждую ложбинку, продирался сквозь подлесок, улюлюкал и стучал палкой о стволы, чтобы согнать сон даже с тугоухого зайца. Всё равно он не спит, а только того и ждёт, чтобы мы прошли мимо. И куропаток нужно вспугнуть, как бы они ни жались к земле.
Гон начинался в полях. Постепенно строй загонщиков и стрелков приближался к лесу. Выстрел за выстрелом раздавался над краем, одетым в осенний наряд: весь он был в золоте и меди листвы, в фиолетовых сумерках цветущего вереска, в росистых нитях паутины, натянутой между деревьями.
Когда лес остался позади, охотники торжественно разбили привал. Было самое время. Каждый загонщик с трудом тащил двух-трёх зайцев и нескольких куропаток. Всю дичь свалили в одну груду, и началось фотографирование. Снимали то добычу, то охотников, а иногда собирали в кучу и нас, мальчишек-загонщиков. Ни одной своей фотографии с охоты я так и не увидел, но могу себе представить, как я тогда выглядел. Вихрастый мальчишка, штаны измазаны в заячьей крови, ноги синие от холодной пашни.
Когда охотники (пан заводчик, пан староста, стражник, пан директор школы и другие) отдохнули, когда они досыта наговорились о своих охотничьих приключениях, мы начали нанизывать зайцев на шест. Подвесив их за задние ноги, мы положили концы шеста на плечи и тронулись в обратный путь.
Мы были мастера ловить карпов и ондатру, почему же нам и не раздобыть хоть одного зайца? Неужто только старостиха умела его жарить? Бабушка тоже умела приготовить его на воскресный обед, получалось очень даже неплохо.
Застреленного зайца я оставлял где-нибудь у межи, а когда охотничий праздник заканчивался, я возвращался за ним, заворачивал его в мешок и бежал со всех ног домой. После хорошего обеда и мне воскресенье казалось праздником.
IV
Снег уже висел в облаках — вот-вот посыплется. Было самое время одеться потеплее и обуть что-нибудь на ноги. А я ходил босиком до самого конца октября. Когда совсем похолодало, бабушка дала мне чулки, а ещё раньше — деревянные башмаки.
Даже в те времена у мальчишек была своя мода на одежду, но наши мамы и бабушки и не думали обращать на неё внимания.