Я смотрю, что теперь будет, поможет ей крест или нет. Но она только прикрикнула:
— Пошевеливайся, хватай крюк и беги, там подальше в поле есть часовенка!
Я послушно побежал к часовне. Но не успел я до неё добраться, как совсем стало темно и начали падать первые градины. Они сыпались на меня одна за другой.
Часовенка была крохотная, почти всё место в ней занимала статуя святого. Бабушка сунула меня туда, а сама стала впереди. Сама мокрая до костей, она заслоняла меня. Молнии так и мелькали, грохотал гром, и градины дробили черепицу на часовне.
Тут бы любой испугался. Когда гроза миновала и бабушка вытащила меня из укрытия, первым делом мне достался подзатыльник. Это за то, что в руке у меня оказался обломок статуи святого. Видно, я так испугался молний, а главное, этого беспрерывного громыхания, что не заметил, как отламываю святому руку.
Дождь прошёл. Всю дорогу залило водой и усыпало ледяными градинами. Но всё же мы останавливались по пути. Бабушка заметила в поле ромашки, и мне пришлось сбегать за ними. В другой раз она подсадила меня на липу, чтобы я нарвал немного липового цвету.
— Всё сгодится, — говорила она, — придёт зима — придут болезни.
У старой груши над городом мы опять остановились и подобрали груши, сбитые ветром. Бабушка собрала паданцы в передник, чтобы дома высушить их на плите и истолочь в муку. Будет приправа к лапше и клёцкам.
Но вот мы и приехали. Бабушка рубила дрова, а я складывал их в поленницу под окном. Всегда, закончив работу, я убегал на речку. С весны до осени вода была моим лучшим товарищем. Плавать я умел только по-собачьи, но даже этим «стилем» я переплывал широкую Лужницу. Сам не знаю, когда я научился плавать, но, во всяком случае, очень рано. Бабушка говорила, что плавать я начал раньше, чем ходить. Бегать я тоже научился раньше, чем ходить. Какой же мальчишка сумеет хоть один шаг сделать по-людски? Его дело — бегать и бегать.
Вот и сейчас, как только бабушка вышла из дому, я подхватил бельевое корыто, взвалил на спину и помчался с ним к реке. Мы, мальчишки, уплывали против течения и вниз по течению на два, на три километра. От одной мельницы до другой. А река была не какая-нибудь лужа — местами глубина доходила до трёх метров.
Если бабушка подолгу не стирала, корыто рассыхалось, и вода так и хлестала в него со всех сторон. Тогда было не плавание, а одно мучение. Мне приходилось кататься у самого берега и то и дело вылезать из корыта на берег, вытаскивать его за собой и выливать воду. Но через час дело уже шло на лад, корыто «затягивалось», и я смело уходил в дальнее плавание. Мы ломали камыш, рвали кувшинки, и наши корыта были украшены ими, как индейские вигвамы — трофеями.
И, конечно же, устраивались сражения. Мы топили друг друга — и не только на мелких местах. Наоборот, для потопления противника выбиралось место поглубже. Побеждённому приходилось добираться до берега с затопленным кораблём. Корабль кораблю рознь, и корыта тоже бывают разные. Самое большое было у Ярды Маньоура. Детей у них была куча, и стирки было больше, да ещё в корыте они парили поросёнка, которого откармливали на убой. У меня корыто было маленькое, дома мы свободно обходились и таким. У него были свои преимущества и свои недостатки.
Сначала о преимуществах: в бою мне было легче его защищать. К тому же в днище у него не было затычки для слива воды, которую противник мог бы неожиданно вытащить. Оно было коротким, и я таскал его на речку без посторонней помощи. Вскинешь на спину — и пошёл! Я даже не успевал вспомнить бабушкин наказ: «Не вздумай брать корыто на речку. Не дай бог расколешь, где я возьму денег на новое!» Бабушка уходила рано, возвращалась поздно вечером, и ей было не до корыта.
А теперь недостатки: я не мог взять кого-нибудь на борт. Двух пиратов корыто бы не выдержало. Оно было короткое и при каждом порядочном гребке колыхалось, как утка. Но как видите, преимуществ всё же было больше. Намного больше!
Несколько лет корыто служило мне верой и правдой. Но не зря ведь говорится, что ничто не устоит перед временем. Не устояло и наше корыто. Правда, я тоже приложил руку к его погибели. Намокшее дерево быстро трухлявело, вода струями била в корыто со всех сторон. Дырки я затыкал тряпками, но и это не помогало. Корыто своё отслужило. Бабушка купила для стирки лоханку, и на этом моим плаваниям пришёл конец. Лоханка была круглая спереди и сзади и никак не хотела плыть в нужном направлении. На что она годится? Только ребятам на смех! Нет уж!
Ах, лето! Солнце над головой, зелень лугов и синь неба и воды! Жарко, хоть всё с себя скидывай. Рубашку я не надевал почти всё лето, майку тоже. Да бабушка и не дала бы мне её на каждый день. Зачем летом майка? Бабушка бы этого просто не поняла. Будь бережлив, обходись малым. На теле ничего, на голове ничего, на ногах тоже ничего. Ну, а штаны? Бабушка мне их сшила из мучного мешка. По крайней мере, им сносу нет! Правда, они ободрали мне бедра до крови. Но бабушка только рукой махнула: «До свадьбы заживёт!» И она была права.