Бабушка немедля отправила меня на эту работу. Каждое утро целая толпа мальчишек с нашей улицы отправлялась в лес, который назывался Сваков. Кто брал с собой на обед хлеб с колбасой, кто — с салом, а я нёс с собой сухую краюху, но зато в бутылке у меня было молоко от нашей козы.
Пан Трнка, глуховатый сваковский лесничий, встречал нас на опушке леса, трясущейся рукой заносил наши имена в записную книжку и показывал нам, что мы должны делать. Нужно было палками давить гусениц, которые ползли по стволам деревьев. Потом он уходил снимать урожай со своего поля у сторожки, за лесом. Вот этого ему не следовало делать!
Какое-то время мы с азартом давили гусениц, но стоило кому-нибудь из мальчишек сунуть мне гусеницу за пояс штанов, как нашему трудолюбию приходил конец. Чтобы нас не застали врасплох, мы выставляли дозорных. К вечеру опять приходил лесничий Трнка, записывал отработанные нами часы и свистел в свисток в знак окончания работы. И всё же мы спровадили на тот свет немало гусениц «монашки».
По субботам, после обеда, мы ходили за получкой. За четыре недели работы в лесу я заработал себе на ботинки. Первые ботинки в моей жизни. Мне было десять лет. До той поры с ранней зимы до поздней осени я ходил босиком. А зимой в деревянных башмаках.
Сколько острых камешков и всяких заноз засадил я себе за лето! Ни один палец на ноге не остался целым. В особо тяжёлых случаях бабушка принималась за лечение. Она доставала из бутыли пучок арники, которая у нас всегда была настояна на спирту, прикладывала её к ранке, и всё было в порядке. Правда, жгла она изрядно. Приложить к свежей ране арнику со спиртом — примерно то же, что сесть на раскалённую плиту.
Плыву я как-то по реке в корыте и везу домой пучок камыша. Подплываю к берегу, а там мальчишки и девчонки вздумали «печь блины» — пускать по воде плоские камешки. Не успел я понять, в чём дело, как вдруг почувствовал удар в лоб — я только откачнулся. И тут кровь залила мне глаз. А на берегу крик. Оказывается, какая-то девчонка пустила камень рикошетом и попала мне прямо в лоб. Своей острой гранью камень рассек мне кожу, наверное, до кости. Поначалу я сам не понял, что со мной. А девчонка на берегу завопила: решила, что выбила мне глаз. Так могло и случиться, но, к счастью, обошлось. А мальчишечья голова и не такое выдержит!
Прихожу домой с виноватым видом и сразу начинаю объяснять, что и как. Но бабушка даже договорить мне не дала. Вытащила из бутыли арнику и приложила к ране. От жгучей боли я подскочил чуть не до потолка. А бабушка говорит:
— Поделом тебе, не катайся в корыте. Кто занимается путным делом, с тем ничего такого не бывает!
Что толку объяснять, что я здесь ни при чём! Она и слушать не хотела. Пришлось ходить с платком на лбу, а мне это не нравилось. Ребята надо мной смеялись, что я хожу как турок. Срам какой!
Всё переболит, заживёт. И лоб скоро прошёл.
А тут пошли новые приключения. Приходит ко мне как-то днём мой приятель Вацлав и зовёт ехать с ним в деревню за поросятами. Поручил ему это дело один торговец и заодно дал ему тележку. Если я с ним поеду, говорит Вацлав, выручка пополам. И ещё он, мол, поделится со мной конфетами, которые обещал ему торговец. Устоять я не мог, особенно перед конфетами.
Отправились мы в деревню. Примерно с час тащили тележку в гору. Тащил Вацлав, а я подталкивал. На тележке стоял ящик, в котором мы должны были привезти поросят. Добрались до деревни, погрузили визгливых поросят.
Когда мы тронулись в обратный путь, солнце уже склонялось к лесу. Пока дорога шла по равнине, мы дружно тащили тележку за дышло, но как только оказались в местах, где шоссе спускается с холма к городу, Вацлав предложил:
— Зачем нам идти, если можно прокатиться? Я сяду спереди, ты на ящик, и поехали!
Мне что-то не хотелось, я не слишком доверял его умению править тележкой, хотя он был старше и больше меня. Но в конце концов он меня убедил, что всё будет в порядке, что он уже ездил так, и не один раз. И я поддался.
Мы уселись, и тележка покатилась. Постепенно она разгонялась всё больше и больше. Тормозить было нечем. Вскоре тележка так понеслась, что я не успевал считать дорожные тумбы. Долина по обе стороны шоссе всё время словно притягивала нашу тележку. Вот это была гонка!
Я держался за ящик руками и ногами и мечтал иметь ещё хоть пару рук, потому что на разбитой дороге тележка подскакивала, словно хотела оторваться от земли. Нечего было и думать о том, чтобы остановить её. Чем? Как? Поросята отчаянно верещали, а мы боялись подумать, что ждёт нас в конце этой гонки. Что-то будет!