Мина отчаянно затрясла головой:
– Тогда это будет настоящим горем для меня.
Гаррет опустил ее голову к себе на грудь.
– Нет. Ты не понимаешь, как сильна моя страсть. У меня достаточно власти и денег, чтобы дать тебе все, что ты пожелаешь, – собственный домик, дорогие платья и столько золота, что его хватит до конца твоей жизни. И если страх вынуждает тебя молчать, я защищу тебя от любого, кого ты боишься… Особенно от Тирла. Только доверься мне.
Мина откинула голову назад. В ее глазах было отчаяние и мука.
– Довериться вам? Единственный человек, которого я боюсь, – это вы! – невольно вырвалось у нее.
Она оттолкнула Гаррета и, приподняв юбки, с рыданиями бросилась бежать к дому.
Он хотел последовать за Миной, но заставил себя остановиться. Ее последние слова еше звучали у него в ушах. Она его боится. Он знал, что ей не нравится, что он аристократ, и она осуждает его жажду мести. Он сразу же понял, что она изо всех сил старается сохранить свою тайну. Но бояться его? Этого Гаррет не мог предвидеть. До этой минуты.
Он не мог в это поверить, и его гнев медленно переходил в ярость. Он ни разу не обидел ее. Он держал ее пленницей, это правда, но в шелковых оковах. Она спала на мягкой постели, на чистых простынях и ела самую вкусную пишу, какой, вероятно, раньше и не пробовала. И все равно сопротивлялась ему, как будто он был каким-то безобразным зверем. Почему? Только потому, что он дворянин? Или была в ее прошлой жизни еще и другая тайна, заставлявшая ее бежать от него?
Гаррет сжал руку в кулак с такой силой, что ногти впились ему в ладони. Она боялась его? Цыганочка, которая, вероятно, всю жизнь спасалась от солдат и констеблей, боялась его – единственного человека, не мучившего ее ничем, кроме своей страсти.
Ну и пусть. Может быть, пришло время дать ей повод чего-то бояться.
– Будь ты проклят, старый дурак! – кричал Питни Тирл на ростовщика, сидевшего с каменным лицом залакированным столом. Питни со злостью смотрел на сокровища этого человека, занимавшие каждый дюйм его набитой вещами комнаты. То, что он видел, все больше возмущало его. Он ударил кулаком по столу. – Как ты смеешь отказываться вести со мной дела?! Как ты смеешь… ты, еретик?!
Ростовщик холодно посмотрел на Питни.
– Я больше не ссужаю деньгами христиан, – пожав плечами, ответил он. – Сегодня они объявляют ростовщичество грехом, а завтра хотят с выгодой воспользоваться им.
– Это паписты ненавидят ростовщиков, – презрительно усмехнулся Питни, – а не добропорядочные англичане. Я ненавижу папистов и все, что они проповедуют. Так что тебе нечего меня бояться в этом отношении.
Старик скрестил на груди руки.
– Для меня это одно и то же. Христианские собаки. Больше я не имею с ними дел.
Питни бросился на ростовщика, стараясь стащить его с кресла.
– Ты раньше давал мне в долг и дашь опять. Ты же каждый день даешь христианам, старик. Не возражай! Я знаю по меньшей мере троих христиан, которым ты постоянно даешь деньги в долг.
– Я даю деньги кому хочу. Вам давать я не хочу, – бесстрашно промолвил старик, глядя Питни в глаза.
Тот толкнул старика обратно в кресло и раздраженно заходил по комнате. Он думал, не следует ли попробовать другой подход. Угрозы явно не действовали. А он, к несчастью, крайне нуждался в деньгах. Деньги, которые он получил, украв земли Гаррета, кончались. Часть их Питни потратил на помощь своим друзьям, на их бесплодные попытки восстановить свое положение в новом парламенте. Остальные ушли на такое же неудачное дело – попытки устранить своего племянника раз и навсегда.
Его красивое лицо исказилось от злобы. Если бы он только мог избавиться от Гаррета. Тогда бы он по-настоящему стал наследником богатства Фолкемов. Никогда больше он бы не зависел от милости ростовщиков. Питни зло посмотрел на старого еврея. Этот был пятый по счету, к кому он обращался с просьбой одолжить ему денег. Никто не захотел сделать это.
– Почему? – вслух спросил Питни.
– Что?
– Почему ты не хочешь дать мне денег? – повторил свой вопрос Питни и снова зло посмотрел на ростовщика.
Тот улыбнулся:
– Это большой риск. Не похоже, что я получу свои деньги обратно.
Питни весь затрясся от гнева.
– Я всегда возвращал тебе деньги. На мне ты, старый дурень, нажил целое состояние.
– Это было раньше, – презрительно заметил ростовщик.
Питни уперся обоими кулаками в стол и наклонился поближе к лицу старика:
– Я – друг сына Кромвеля. Я знаю половину торговцев в этом городе, и каждый из них подтвердит мою платежеспособность.
– Да? А где же ваши прекрасные друзья? Вы стали не нужны им, когда они узнали, как вы получили ваши деньги. Никто не любит воров, даже в дорогой одежде.
Питни похолодел. Что слышал о нем этот человек? Он всегда был очень осторожен. Он сжег все письма Гаррета, собрал много людей на якобы его похороны, а когда Гаррет вернулся, притворился, что удивлен не меньше других.
Теперь он сомневался, не оказались ли все его усилия напрасными. В гневе забыв о всякой осторожности, Питни обошел вокруг стола и ударил ростовщика кулаком в лицо.
– Что ты имел в виду, называя меня вором?
– Я знаю, что вы вор. Все знают. Вы бы удивились тому, с какой легкостью слухи разлетаются по нашему прекрасному городу. Каждый знает о вас, сэр Питни. Раньше, когда вы сжигали на кострах моих друзей евреев за колдовство, никто не осмеливался противиться вам, особенно такие, как я, кому надо было кормить семью. Но теперь… теперь даже ваши друзья знают, как вы предали собственного племянника. И они знают, что он этого так не оставит. Никто вас не боится. И я тоже.
Питни со всей силой снова ударил старика по лицу, но тот только поморщился и потер челюсть.
– Бейте меня, если вам так хочется, – с осуждением в голосе проговорил он. – Кроме силы вашего кулака, у вас уже ничего нет. Ваша власть кончилась. Ваш племянник поаботился об этом. И я скорее умру от ваших побоев, чем дам вам хоть еще одно пенни.
– Да будьте вы все прокляты! – закричал Питни и, развернувшись, выбежал из комнаты.
Он с трудом спустился по расшатанной лестнице. От ярости его всего трясло. Никогда еще ему так не хотелось избавиться от угрозы, которую представлял собой племянник. До сих пор Питни по-настоящему не боялся его. Правда, поддержка Гаррета королем напугала его, но Питни был уверен, что сумеет сохранить свою репутацию в глазах придворных. Как бы ни было ему ненавистно пресмыкаться перед королем, которого он презирал, он делал это, надеясь противодействовать той лжи, которую Гаррет говорил его величеству.
Но слухи, связанные с Гарретом, не так легко было остановить. Изгнанники рассказывали о страданиях Гаррета. А этот напыщенный распутник Хамден без угрызений совести заявлял, что Питни – мерзавец и подлец. Затем появились торговцы, которые слышали эти истории и стали брезгливо отказываться иметь дела с Питни.
Он знал, что Гаррет не может ничего доказать, но это-то и было хуже всего. Гаррету не приходилось что-то доказывать. Намеки и слухи сделали это за него. А если Гаррет и подозревал, кто виноват в смерти его родителей…
Питни зло сцепил зубы. Гаррета надо обезвредить и уничтожить.
Глава 14
Нам Верность никогда не изменяет
Ни в поражены, ни в победе,
Хотя она не озаряет нас, как солнце,
Но, как и солнце, не покинет нас.
Уильям осторожно ввел Марианну в самую лучшую гостиницу Лидгейта. Со дня своего возвращения из Лондона она не появлялась в городе без накидки и маски и теперь, без нее, чувствовала себя голой. Было странно ощущать себя выставленной на всеобщее обозрение, хотя она знала, что находится среди друзей.
Марианна быстрым взглядом окинула пивной зал, ожидая увидеть Гаррета. Они не виделись с тех пор, когда ранним утром он приезжал к домику фермера. Тогда он вернулся в имение, но лишь для того, чтобы забрать своего коня, который сам нашел дорогу домой, и затем ускакал в Лидгейт.