Вадима я сразу увидела на детской площадке в глубине парке. Он придерживал подмышки мальчика в панаме, карабкающегося вверх по перекладинам металлической загагулины. На вид ему было годика три-четыре. Его лицо сияло румянцем, высунутый язык говорил об усердии, а сосредоточенный взгляд из-под сведенных бровок, подчеркивал внешнее сходство с отцом.
Мне вспомнилось, как нам с Тенгизом нравилось висеть вниз головой, на таких же железных скелетах. До тошноты и упаду, кто кого перевесит. И меня совершенно не смущало, что мама или папа, перед тем, как брату отвалиться, наклонялись к нему и что-то шептали! А потом громко подбадривали:
— Держись, чемпион!
Ха, чемпион!
Слабак!
Увидев меня, Вадим приветственно кивнул, подхватил сына на руки, и изобразив пике самолета, под радостные визг, поставил на землю. Мальчик тут же запрыгал на месте, подняв руки вверх. Отец сделал отрицательный жест, и сжав его ладошку в своей направился ко мне, что-то объясняя.
Мое сердце забилось как сумасшедшее, и не в груди, а где-то у самого горла. Боже мой, я это делаю! Делаю! Еще один безумный шаг!
Первый, мне дался не просто трудно, а адски трудно. Он стоил мне придушенной гордости, и намотанному на кулак самолюбию. Сама не верю, что решилась на такое. Руки тряслись, голос дрожал, что-то, что раньше билось в груди, ухнуло в желудок, но я все-таки это сказала. Такой мучительной паузы, как после своего краткого «соло», что казалось, мир исчез во мраке, я никогда не ощущала. Вокруг совершенно точно были звуки, но я их не слышала, я провалилась в вязкую тишину ожидания.
И как оглушительный выстрел.
— Зачем тебе это?
Не рассмеялся и даже не улыбнулся.
Какая Греция? Какая виза? Какая работа? Бредовая мотивация не выдерживала никакой критики. Но ничего правдоподобнее придумать не получилось. Зачем еще обеспеченной, молодой девушке, может приспичить замуж?
Он прощупывал меня взглядом. Удивленным, оценивающим, с толикой скепсиса …А может, просто не хотел ввязываться в сомнительную авантюру.
Дура! Глупо было надеяться, что из этого что-нибудь выйдет.
И только нервный мандраж, который я пыталась скрыть, не дал мне позорно сбежать …
Какой там покерфейс и невозмутимость…
Его откровенные вопросы, не просто смущали, а выбивали из под ног почву. Мозг отказался выдавать остроумные ответы, всегда сыпавшиеся из меня экспромтом.
Я краснела, как юная выпускница пансиона благородных девиц. Секс…да моя работа вертится вокруг него! А тут…когда себя любимой коснулось, язык в задницу засунула. Скромница эпрст, нашлась! То лапала за все причинные места, а то зарделась, как майская роза.
И ведь не поймешь, серьезно его эта тема заботит, или просто, решил уточнить, что «входит в комплект»? На что я готова? И где мой предел?
Сама не понимаю, когда успела так в него втрескаться. Вроде мужчина, и мужчина…красивый, уверенный, невозмутимый…но после того, как я почувствовала его, пропустила через себя, он перестал быть иллюзией. «В разводе» заиграло для меня новыми красками, вселило какую-то непонятную надежду…что смогу привлечь внимание, понравиться, стать хоть немного его.
Каждый раз мне хотелось его окликнуть, коснуться, увидеть в глазах то, что видела лишь однажды — желание, восторг, предвкушение. Да хоть простую радость от встречи. Что-то живое, теплое, доброе. Но в реальности, каждый раз словно натыкалась на стену. Холодную, неприступную. Сухое безразличие в его глазах сменялось отчужденностью, и наоборот.
А сейчас все перевернулось с ног на голову. Нет, в его глазах не горит огонь, но я вижу там заинтересованность, ловлю на себе его взгляды…и мне от этого очень волнительно и приятно.
Я хочу, да, хочу, секса с ним. Стать близкой, родной. Хочу опять ощутить его тепло, нежность, почувствовать себя желанной! И чтобы наш брак стал настоящим. Но ни за что больше не стану выпрашивать ласку, и проявлять инициативу
— Никит, это Лика. Она сегодня с нами погуляет, ты же не против? — останавливаясь напротив меня, поправляет на сыне панаму. Джинсовую, с подогнутыми как у шляпы полями, всю в каких-то ярких наклейках. Мальчишка, с упрямой настойчивостью отстраняет его руку от своей головы.
— Привет. Это тебе, — присаживаюсь перед ним на корточки, протягиваю бумажный пакет.
Никита вопросительно поднимает лицо на отца.