С наступлением каждых месячных все сложнее брать себя в руки, улыбаться, отшучиваться, потому что червячок сомнений грызет изнутри. И я молчу, ничего не добавляя.
Полгода мы не предохраняемся, а результат нулевой.
Несмотря на все усилия и рекомендации, заветные две полоски на тестах не появились.
Секс, всегда такой желанный и страстный, стал каким-то нервным. Я кончала, но удовольствие испытывало только тело, голова отсчитывала день цикла и анализировала шансы на зачатие. А Вадим…он меня чувствовал…
— Я буду делать все для того, чтобы ты отключала мозги…Хватит себя накручивать!
И он делал…прелюдии стали долгими, медленными, томными…Губы, пальцы, язык…нежно, атакующе, бесстыдно и только потом, когда перед моими глазами начинали взрываться фейерверки, он наполнял меня собой…но тогда мне было уже не до атомизации… Единственным желанием было рассыпаться на те самые микрочастички, что вспыхивали за закрытыми веками, и ощутив его вибрацию в себе, пропустить через тело, выдохнуть стон, который, он проглатывал. А потом мы валялись, как две амебы обнявшись. И в это момент, я чувствовала, что мы есть друг у друга. А еще есть Никита. И все обязательно будет хорошо.
Когда летнее солнце начало садиться, мы нагулявшиеся, объевшиеся, и вдоволь насплетничавшиеся разъехались по домам. Сквозь дремоту, я увидела, что Вадим остановился на стоянке торгового центра.
— Я быстро, — прошептал мне на ухо.
Никита спал, а у меня не было сил спрашивать, что ему резко понадобилось. Вернулся Вадим с букетом бордовых роз.
Цветы, я сначала почувствовала на своих коленях, ощутив аромат, и только потом увидела.
— Потому что люблю, — ответил на мой незаданный вопрос. — Я не слепой, Лик. Видел, как ты смотрела на Андрей Сергееча, и на Валин живот. Давай вместе сходим к врачу. Ты измучила себя. Если нужно, съездим Москву, а потом будем решим, что делать.
— Спасибо, — чуть не плача уткнулась носом в бутоны.
— Я хочу видеть тебя счастливой. А в последнее время мне не нравится то, что с тобой происходит.
Дома, пока я купала и укладывала Никиту спать, Вадим колдовал на кухне.
Тихая музыка, приглушенный свет. Канапе с моцареллой. Коньяк. Николашка. И заставивший рассмеяться, Вадим, в домашних штанах и футболке, встречающий меня с розой в зубах с распростертыми объятиями.
— Коньяк, конечно, не по фен — шую. Но зато с Николашкой! — вынув розу, протягивает мне резко. В моменте, когда я забираю цветок, дергает меня на себя, и как в танго откидывает на руку, подхватывая у талии.
— А! — хохочу я от неожиданности. — Вот так, — вынимает у меня из рук розу, обламывает стебель, втыкает бутон в волосы у уха. И подхватив кружит, усаживая верхом на себя, приземляется на стул.
— Что будет моя королева? — комично дергает бровью.
— А что в меню?
— Я, коньяк и Николашка, с чего начнешь?
Мне передается его настроение. Машу рукой, как дирижер палочкой.
— А давайте начнем коньяка…
— Так я и знал, — наливает нам по чуть- чуть. — Мы с Николашкой, не конкуренты десятилетнему Mortell.
— Ты что его купил? — ужасаюсь.
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — опуская глаза, изображает на лице скромность. — За тебя, родная, — чокается со мной бокалом. — За твой счастливый смех.
Залпом выпивает, хапая ртом воздух. Я делаю маленьким глоточек.
— Николашечку? — не могу сдержать улыбки.
— Извольте, сеньора.
Дразню долькой. Пропитанный лимонным соком шоколад, остается у него на губах. Пытаясь поймать краешек, сгребает крошки зубами.
А я откусываю сочную мякоть. По рецепторам ударяет вкусовая какофония. Жмурюсь, и тут же расстояние между нами стремительно исчезает, в рот впиваются жадные губы.
Ничего я не хочу. Ни Мортеля, ни Николашки…
Пальцы сами зарываются ему в волосы, гладят, путаются, застревают. Его руки ныряют мне под майку, пробегаются по позвоночнику вверх, потом вниз, снова вверх расстегивая застежку лифчика. В одно движение оставляет голой по пояс, поправляет цветок в волосах. Я стягиваю с него футболку. Он гладит губами ключицы, накрывает ртом сосок, прикусывает, всасывает, лижет, вторую грудь сжимая до легкой боли. Выгибаюсь навстречу, подставляюсь, вожу ногтями по шее, спине. Бесстыже трусь об него.
— Хочу тебя очень, — порывается подняться вместе со мной. Толкаю в грудь, останавливая. Слезаю, встаю между разведенных бедер. Он притягивает меня к себе, и опять мы сплетается. Его пальцы трепетно играют на моей спине, как на пианино. Бегло и нежно одновременно. Я глажу его плечи, ощущая поцелуи оставляющие влажный след на груди.