Осторожно, не спеша спускает по моим ногам шорты вместе с трусами. Приподнимается, стягивая с себя брюки с бельем. Мгновение, и я снова на нем. Медленно опускаюсь на член, он придерживает меня направляя за талию. Упираясь в его плечи, также медленно скольжу вверх. И снова, тормозя себя, вниз. Замираю, и вытягиваюсь в струну почти выпускаю из себя. Вадим срывается. Притягивая одной рукой за шею впивается в губы, второй, прижимает к себе обездвиживая. И резко, быстро, глубоко толкается, тараня рот языком. Рывки становятся короче, и чаще. Наше дыхание смешивается. Кровь горячей волной прокатывается по венам, отбивая набатом в висках, по телу, с нарастающей силой разбегаются огненные импульсы.
— Я все… не могу, — отрывается от моих губ, прикусывает кожу на ключице, и я чувствую ритмичные сокращения внутри себя.
Задыхаясь, выгибаюсь, и лечу в пропасть. Он хрипло стонет, не контролируя себя.
Сжав друг друга, мы неровно дышим. Сердца надсадно стучат в унисон.
Теплая ладонь скользит по моей спине, разгоняя ленивые мурашки.
— Люблю… — гладят его губы мою скулу. — Очень…Все у нас получится …Все…Верь мне
Наверное, в тот день, его слова меня расслабили. В голове, как будто переключился тумблер. Я выдохнула. Перестала рвать душу. Месяц мы снова жили спокойно и счастливо. Вадим тоже это заметил, пошутил, что стоит почаще приглашать в гости Мортеля с Николашкой.
Тест я больше не делала. Но когда через две недели, месячные так и не начались, любимые духи вдруг запахли удушливо, а грудь стала до ужала чувствительно…не удержалась.
Две полоски проступили яркими, жирными дорожками. Зажав рот ладонью, я разрыдалась, закрывшись в ванной, пока Вадим с Никитой стригли Лимуру когти.
Две недели, я хранила свой секрет в тайне. Убедившись четырехзначными цифрами ХГЧ, что в этот раз не обманываюсь.
— Как ты себя чувствуешь? — придвинувшись к спине, Вадим обнял меня. Накрыв ладонями живот, поцеловал в шею.
— Хорошо, — нисколько не вру. Только спать все время хочется
— Ты вообще мне говорить собираешься?
— О чем? — делаю вид, что не понимаю.
— О нем! — поворачивает мое лицо, заглядывает в глаза. Строгий…
Утвердительно киваю …
— Ну слава Богу, я уж подумал, плохое…Давай, сообщай!
— Шесть недель, Вадим! — почему-то шепчу. — Получилось. Я беременна.
— Господи…
Закрывает глаза, шумно выдыхая. Прикасается носом к моему.
— Мы с тобой молодцы, да? — мягко целует, поглаживая большим пальцем щеку. — Я так рад, Лик, так рад…
Поджимаю губы, стараясь не расплакаться от теплоты в его голосе
— Точно все хорошо?
— Со мной все нормально. Не переживай.
— А чего губы трясутся? — вглядывается в лицо с тревогой.
— Не знаю…
— Может, что-то надо? Может, хочешь чего-нибудь?
Отрицательно машу головой.
— Не пугай меня так больше…
Глажу его по руке успокаивающе, потому что в горле появляется комок, мешающий говорить и подкатывают слезы.
— Как же я тебя люблю… Ты меня забрала себе. И не отпускай никогда, ладно?
В его голосе столько эмоций, что я даже теряюсь. Смотрю, не моргая, истерично втягивая воздух.
— Давно ты узнала?
— Две недели назад…
— И молчала? — осуждающе качает головой, но глаза искрятся нежностью. — Почему, Лик?
— Боялась поверить…потом хотела убедиться…потом момент подходящий ждала
— Вот, дурочка… — прижимает меня к себе. — А вдруг бы … а я не знал… Не скрывай от меня больше ничего, ладно?
— Ладно… — киваю, как китайский болванчик.
И все-таки я плачу. Он гладит волосы. Целует мокрое лицо. Шепчет что-то утешительное, нежное, успокаивающее. Выплакавшись, проваливаюсь в сон самой счастливой на свете.
В декрете есть свои прелести, никуда не нужно спешить по утрам, всегда можно ходить в удобной одежде, есть не боясь испортить фигуру. Меня берегли. Вадим оставлял в мультиварке кашу, целовал живот и убегал на работу, закинув Никиту в садик. Целыми днями, я ленилась и ела. В большом почете у меня стали бисквитные пирожные, хотя к сладкому всегда относилась спокойно. И только выслушав лекцию о собственном узком тазе от врача у которого наблюдалась, я умерила свои гастрономические изыски.
Меня увезли ночью, воды отошли неожиданно за неделю до предполагаемых родов. А через восемь часов, точно, как описано в учебнике по анатомии, без рыданий и истерик я родила нашего сына. В первые мгновения, когда на меня положили горячий кусочек, я чуть не заревела от переизбытка оглушающих чувств. Такой он был маленький, беззащитный и копошащийся.