Эли одобрительно кивнул.
– Вот в этом вся суть, Дэниел: он стоял за кустами, дрожа от страха, пока через несколько минут Стерлинг не приказал отступать. Все то время, пока они добирались до своего лагеря, его естественный инстинктивный поступок трансформировался в его мозгу в величайший акт трусости.
Тилли, которая не ушла на кухню, продолжая с интересом слушать обсуждение, снова вмешалась в разговор.
– Ну и ну, доктор Бен. Вы говорите, что его неспособность ходить связана с уверенностью, что он оказался трусом?
– Так оно и есть, Тилли. – Он обвел взглядом всех присутствующих за столом. – У меня нет, конечно, никаких научных доказательств, кроме рядового Доуна, но я убежден, что это так.
Доктор Аза Холланд, обладающий аналитическим складом ума, в течение какого-то времени обдумывал свой вопрос к Эли.
– В этом случае, доктор бен-Ашер, ваш вывод таков: из-за того, что ноги не смогли вынести его на поле боя, а он был уверен, что они должны были сделать это, его мозг продиктовал телу соответствующее заслуженное наказание – потерю способности пользоваться ими?
– Хорошо сказано, доктор.
Феба уходила из столовой последней. Весь обед она чувствовала взгляд Дэниела, выражающий гордость и пылкое одобрение, и нарочно задержалась, надеясь, что он скажет ей об этом сам.
И Дэниел сказал.
– Мисс Феба, восхищен тем, что вы сделали сегодня.
Она подошла к нему ближе.
– Правда, Дэниел?
Дэниел проглотил подкативший к горлу комок, когда почувствовал шуршание юбок у своих ног и прикосновение к себе затвердевших кончиков ее грудей.
– Да, мадам, восхищен.
– Тогда не называй меня «мадам» и «мисс Феба».
Она подвинулась ближе к нему, и у Дэниела закружилась голова от ее податливой близости – его одурманил чистый запах лавандового масла и сияющие темные глаза, завораживающе уставившиеся прямо на него.
– Феба, – прошептал он. – Феба.
– Ты уверен, что восхищаешься мной, Дэниел?
– Да, Феба.
– Тогда докажи это.
Его ухаживание могло быть слишком медленным и осторожным, но он не был настолько неискушенным в любви, чтобы спрашивать, что имелось в виду: его руки обняли ее, он прижал ее тело к себе и стал целовать со страстной нежностью влюбленного молодого человека, сгорающего от желания.
Феба поняла, что отвечает на его поцелуи с таким же пылом – этому не надо учиться, пронеслось у нее в подсознании. Умение приходит само собой, инстинктивно, и улучшается с каждым новым поцелуем.
Прижавшись тесно друг к другу, поглощенные взаимными поцелуями, они не увидели и не услышали, как Эли вернулся за забытой записной книжкой.
Он отступил назад – записную книжку можно забрать и позже: не стоит мешать так страстно влюбленной паре… его другу… и девушке, которую они оба любили.
С самого начала ему было ясно, что Феба – не его девушка: об этом говорили взгляды, которые она бросала на Дэниела, а он на нее. И тем не менее воспоминания о страстно целующейся паре ранили его намного больше, чем он мог предполагать. Потерять ее, так и не имев…
Он задержался в коридоре возле маленького коричнево-красного стола, протянув руки к зажженной свече – длинные профессиональные руки хирурга.
– Благословенный наш Лорд, Бог наш, Король всей Вселенной… – пробормотал он. – А ты, Эли бен-Ашер, поблагодари Бога за то, что они имеют то, чего у тебя никогда не будет.
Шошанна, увидев ту же сцену, что и Эли, тихонько скрылась в темноте коридора – слишком интимный момент, чтобы обнажать его: ни Эли, ни любой другой мужчина не хотел бы, чтобы его незащищенное сердце и душу выставили напоказ.
Слезы катились по ее щекам, когда она попыталась найти успокоение с Джей-Джеем – слезы сочувствия к Эли, страха за Фебу и жалости к себе.
ГЛАВА 52
– Лайза приехала! Лайза приехала!
Радостное известие разнеслось по всему Грейс-Холлу, и Эли, Шошанна, Феба, служанки Тилли и Эми, так же как и Хайрам, даже некоторые из солдат, неуклюже передвигавшиеся на костылях, бросились друг за другом к двери, чтобы первыми встретить ее.
Поток холодного воздуха ворвался вслед за ней в прихожую, где она весело обменивалась объятиями и поцелуями.
– А как Джей-Джей? – был ее первый вопрос, и настоящий хор голосов, заверявших, что он здоров, раздался вокруг нее.
Джей-Джей, естественно, рос прекрасным, восхитительным, как во поле трава, самым любимым, самым испорченным ребенком на свете!
– А как он перенес, что его отняли от груди?
– Покапризничал немного, но потом ему очень понравилась разнообразная пища, которой мы его кормили.
– Слава Богу! – воскликнула Лайза. – А то этой крошке понадобится все питание, которое я могу дать ей.
Под их недоверчивыми взглядами она осторожно вынула из глубины полотняной, ручной работы сумки, висевшей у нее на руке, маленький, из фланелевого одеяла сверток и, развернув его, открыла крошечное бледное личико.
– Ребенок! – раздалось сразу несколько голосов.
– Ее зовут Гленниз. Гленниз Сент-Джон, – сообщила Лайза, глядя на спящую малышку глазами, полными слез. – Она такая хрупкая и слабая; мне сказали, что родилась на шесть или семь недель раньше срока. У нее не хватает силы, чтобы сосать, поэтому приходится каждую каплю молока или воды вливать в нее мне. – Всхлипнув, она протянула ребенка Эли. – Как ты думаешь, спасем мы ее?
Эли взял малышку.
– Во всяком случае, сделаем все возможное и невозможное. Взгляни на Джей-Джея, пока я буду осматривать эту маленькую мисс.
– Да, конечно. – Лайза взбежала по ступенькам. – Как я скучала без него! – бросила она через плечо. – Как тосковала по всей своей родной семье!
Спустя полчаса она отыскала Эли; Джей-Джей спал у нее на руках, обняв за шею, положив взъерошенную голову на плечо, упершись голыми ногами ей в живот.
– Как хорошо снова оказаться дома, – призналась Лайза, когда Эли усадил ее в кресло-качалку. Она умиротворенно раскачивалась взад-вперед, целуя золотистые локоны Джей-Джея. – Чувствую себя надежно только дома.
– Ты слишком молода и хороша собой, чтобы прожить свою жизнь, беспокоясь только о надежности, Лайза, – ответил Эли, и она насмешливо подняла брови.
– Да, действительно! Посмотрите, кто читает наставления! – высмеяла она его ласково. – Что-то не вижу, чтобы и ты прилагал большие усилия, пытаясь изменить свою жизнь.
– Лайза, Феба любит моего друга Дэниела, а он любит ее, и любая попытка с моей стороны встать между ними только замутит воду.
– Даже если ты больше подходишь ей, чем он?
– Это решает она, Лайза.
– Хочешь сказать, чтобы я не вмешивалась не в свое дело?
– Нет, хочу сказать, что ценю дружбу, на которой основан твой интерес, но не верю, что можно что-то изменить.
Лайза наклонилась вперед и протянула руку, которую он тепло пожал.
– Ладно, мой друг. А сейчас расскажи о малышке. Выживет ли она? Я так боялась по дороге сюда. Временами казалось, что она умирает.
– Конечно, было бы лучше подождать, пока девочка окрепнет, а уж потом совершать такое путешествие, но и понятно твое беспокойство о Джей-Джее. Он…
– О, нет, Эли, нет! Я бы никогда не стала рисковать Кр… ребенком, только исходя из эгоистического желания быть с Джей-Джеем несколькими неделями раньше; к тому же знала, что он здоров и находится в строгих и надежных руках – твоих, Шошанны, Фебы, Тилли. Есть вещи, о которых не могу рассказать тебе сейчас, но у меня не было другого выхода, как только немедленно увезти Гленниз. Что можно сделать, чтобы спасти ее? Готова испробовать все возможности.
– Не думаю, что от тебя потребуется что-то особенное. Старайся накормить ее грудью как можно больше, держи в тепле, создай уют и удобства. Пусть спит больше, но когда будет бодрствовать, укачивай на руках, чтобы она проявляла интерес к окружающему миру и хотела бы жить. Надеюсь, понимаешь, что Джей-Джей будет ревновать тебя, – предупредил он.
– Знаю, – ответила Лайза, судорожно прижав к себе своего собственного здорового ребенка. – Как будто у меня не хватит любви на них двоих!