Это было далеко не самое интересное. После того, как я стал напоминать ощипанного ежа, Ямей нанизала на некоторые иголки кусочки чего-то непонятного и подожгла. Воняло знатно. Что-то среднее между начинающей протухать копченой рыбой и полынью. Но ко всему привыкаешь. За десять лет так уж точно. Думаю понятно, что когда наступила весна, я уже никуда не стремился, ведь меня никто не ждал. Искали – да, но не ждали. А здесь была Янмей и местные детишки, которые звали меня не иначе как «Ко-ву». Меня все так звали. Уже никто не тыкал в меня пальцем, не удивлялись моей долговязости и зеленоглазости; я прижился. Стал чем-то вроде талисмана.
С потерей палочки я смирился, однако совсем беспомощным не был. У меня получался отменный «Люмос», а еще я мастерски управлялся с огнем. Топить печь стало моей святой обязанностью, и огонь никогда не тух, потому что я не разрешал. На второй год, когда я уже хоть немного мог изъясняться, местный «маг» огня Чен позволил мне попробовать себя в роли факира. Теперь на каждый праздник мы выступаем в паре и радуем народ зрелищем. Ничего особенного, но односельчанам нравится. Как ни странно по магии я не скучаю. Череда бесконечных слушаний, побег и Азкабан выпили меня почти досуха, так что я год не ощущал даже ее отголоска. Сдается мне, что выжил я лишь потому, что мое тело отдало почти всю магию на поддержание жизни. Не знаю сколько времени я провел в воде после побега и как оказался в горах, ведь поблизости нет никакого моря. Скорее всего, стихийная трансгрессия. Лишь к следующей зиме, когда я в первый раз стал разжигать печь, я понял, что снова могу управлять огнем.
- Ко-ву, - заходя в дом, позвала Янмей. – Сходи за водой, у Сы У воды отошли, сейчас придет рожать.
До ручья пятнадцать минут пути, обратно двадцать, потому что приходится нести два тяжелых ведра на бамбуковой жерди, да еще в горку. Но ничего не поделаешь, в этом доме всего один мужчина – я.
- Хорошо, - ответил и стал натягивать теплый сюртук.
Деревенская жизнь была до невозможности скучной. Вроде бы и маглы, а живут как будто на дворе пятнадцатый век – ни электричества, ни газет. Почитать тут ничего нет, разве что парой журналов можно обзавестись у тех, кто умеет читать хотя бы на китайском. Таких здесь немного. Наша семья живет за счет того, что Янмей лечит других. Остальные выживают так, как могут. Кто-то держит скот, кто-то промышляет ловлей рыбы или горных животных. Все стараются друг другу помочь. В основном потому, что у Янмей, как и большинства односельчан, полдеревни родственников. Весной все вместе сеем рис и пшеницу, осенью все вместе собираем. Пока нет снега, спускаемся к озеру или большой реке, где ловим, сушим, вялим и коптим рыбу, примерно через две недели возвращаемся домой с уже готовой добычей. Свежую донести не удается – тухнет за время пути, а живую в воде нести тяжело.
- Сколько? – указал я на интересующий меня кусок материи.
Местный торговец приволок из города тюки с тканью и Янмей послала меня выбрать несколько отрезов – нужно пошить на ее двух дочек летнюю одежду, из прошлогодней они уже выросли.
За сто юаней купил три отличных отреза, четвертый торговец с улыбкой просил передать Янмей в знак уважения. Мою жену здесь буквально боготворили. Еще бы – единственный доступный целитель, который лечит почти задаром. Янмей не могла излечить всех, но старалась. По меркам местных она имела отличное профильное образование – ее мать, вполне образованную женщину, окончившую фельдшерские курсы, каким-то чудом занесло в эту дыру, где она вышла замуж за местного знахаря. От нее сохранилась всего одна фотокарточка. Красавицей она точно не была, да и Янмей не может похвастаться чем-то выдающимся. Я не люблю ее, но бесконечно уважаю и ценю. Мне с ней комфортно – она не лезет мне в душу, а я отношусь к ней как к королеве. В результате девочка соединила в себе оба подхода к обследованию и лечению, однако никаких современных лекарств и оборудования тут нет. Из прошлого остался небольшой чемоданчик с хирургическим оборудованием – его Янмей использует только в крайнем случае, ведь из анестезии доступен лишь самодельные алкоголь и наркотики.
На третий год пребывания в деревне я заскучал и летом, прямо на улице стал обучать детишек английскому языку. Недавно двое мальчишек уехали в город попытать счастье. Я учил хорошо, так что они вполне могут сами давать частные уроки, может быть даже устроятся в школу. Судя по рассказам торговца, город не слишком развит, а иностранцев там вообще нет. Хотя есть – затесался один японец.
Несколько раз я хотел отправиться туда, но боялся, что меня найдут. Связываться с местными магами я не рискну – могут найти Вестники. Готов поспорить, что у тебя в голове много вопросов, и ты мало что понял из моей болтовни, но я и сам мало что понимаю. Мысли за это десятилетие устаканились, но я до сих пор плохо понимаю, что было на самом деле, а что выдумал мой воспаленный мозг в качестве реальности.
Думаю надо начать с самого начала. С того момента, когда я решил, что не хочу возглавлять орден головорезов, вершителей судеб и далее по списку. Что меня на это толкнуло? Скорее всего, показательная дуэль в стиле Дамблдора и Грин-де-Вальда. Ее мне устроил Николас. Помнишь, я удивлялся, что Воланде-Морт куда-то запропостился? Так вот, все это время он находился в графстве моего деда, где его допрашивали, выуживали из его головы тайные знания, искали крестражи, обезвреживали их и еще Мерлин знает чем занимались. В итоге прямо посреди приема в Министерстве возник Темный лорд и потребовал приватной встречи. Он сыпал угрозами, подкрепляя их заклинаниями. Спектакль получился отменный. Я не ожидал подвоха, поэтому сражался не на жизнь, а на смерть. Лорд пропустил одно из моих заклятий и свалился на каменный пол кучей из костей и плоти. Очевидцы в шоке, я в обмороке.
Эпичная битва добра и зла заняла не больше пятнадцати минут, но писали о ней еще полгода. Меня затерроризировали журналисты, на мои колдографии чуть ли не молились. Тогда я не знал, что все это спектакль, который призван убедить общественность, что я действительного герой, который победит любое зло. На самом же деле Воланде-Морт был марионеткой. Для меня загадка как нужно было обработать лучшего менталиста, чтобы на него подействовал Империус. Николас очень надеялся, что моя победа поможет Вестникам быстрее укоренить свою власть в стране. Однако политическая деятельность довольно быстро стала меня напрягать. Трудно, знаешь ли, судить преступников, участвовать в разработке и принятии законов, трепаться о возвышенном и призывать всех быть добрее, а самому время от времени самым жестоким образом убивать людей.
Жизнь не оставила мне пространства для маневра. Я начал больше пить и пристрастился к наркотикам. Раньше я тоже иногда напивался, но то, что стало со мной через несколько лет после окончания Хогвартса, не поддается описанию. Просто представь, ты возвращаешься домой в субботу после очередного приема немного на веселее и догоняешься уже дома, а просыпаешься в среду. Что с тобой происходило все это время, ты не помнишь, а потом читаешь в газетах о вакханалиях, которые устраивал на улицах и в барах. Николасу это не нравилось. Я привлекал к себе не нужное, не правильное, внимание. Ко мне приставили охрану, которая следила за моим поведением. Скандальные статьи не помогали мне завоевывать авторитет, поэтому карьера в Министерстве резко застопорилась, меня даже понизили. Временно и неофициально, но все же.
Не уверен, но кажется я стал сходить с ума. Мне снились мои жертвы, их образы преследовали меня все навязчивее с каждым днем. Иногда и наяву. Тени загубленных мной душ прятались за углами домов, заборами и лавочками. Они мерещились мне в отсветах фонарей, отражении окон, я замечал их краем глаза, но когда пытался рассмотреть внимательней — они исчезали. От этого я стал пить еще больше, в глубине души понимая, что это не спасет меня, а только усугубит ситуацию. Однако остановиться уже не мог, надеясь, что это все же хоть немножко поможет забыться.