Нимфадора все-таки родила маленького Ремуса младшего и растила его одна, снимая комнатку где-то на границе Лютного переулка. Я предлагал жить в доме Блэков, но она всегда была упертой и отказалась. Когда я видел ее, то не мог сдержать в себе тот ужас, который рвался наружу. За плечом Доры я замечал бледную фигуру ее мужа. Ночами мне снились его желтые глаза, глядящие на меня с укором и облегчением одновременно. Как и обещал, я отослал воспоминания Люпина его жене, однако остальные разбил. Когда после очередной попойки я пришел в себя, то лишился дара речи от того, что натворил: кабинет представлял из себя кучу мусора. Склянки с воспоминаниями были разбиты, а омут памяти расколот на несколько частей. Массивная подставка под артефакт пробила стену насквозь, а письменный стол, который так мне нравился, был превращен в щепки. На единственном уцелевшем морском пейзаже жались друг к другу люди с прожженных портретов. Миссис Бун сказала, что из кабинета я не выходил больше суток, но никакого шума она не слышала, пока я не пробил подставкой стену.
Я практически спился, сам себя загнал на обочину жизни и на одном из приемов в доме Каркаровых убил Ярослава. За что? За то, что Гермиона была абсолютно несчастна. К тому моменту у них родилась девочка – София и уже на подходе был мальчик. За день до этого Гермиона рассказала, что Ярослав снова запер ее в доме, рассказывал и показывал всякие ужасы. Не пустил на похороны отца. И я убил его на глазах у всех. Прирезал как свинью – нож в сердце и готово. Все как он учил. Подвоха от почти не соображающего пьяницы он явно не ожидал, чем я и воспользовался. Если бы я его не убил, Гермиона или сошла бы с ума, или наложила на себя руки, что в сущности одно и то же. Я выбрал ее. Уже в камере я думал о том, что поступил опрометчиво, но каждый раз уверялся, что сделал бы так еще раз, если бы представился случай. Никогда не забуду его брезгливое выражение лица, когда я подошел к нему на приеме, и небрежно брошенную фразу: «Иди проспись, Гарри». На самом деле я не был пьян в тот вечер.
Общественность была в шоке, все стали вспоминать о Воланде-Морте и называть меня следующим Темным лордом. Вестники рвали и метали – я убил своего. Меня судили сначала в узком кругу Черных вестников, а затем было показательное судилище в Визенгамоте. Пятнадцать лет лишения свободы без права творить волшебство в дальнейшем и изгнание из мира волшебников. Мою официальную палочку сломали прямо в зале суда. «Ворону» поместили в хранилище артефактов в доме Николаса. Он был вынужден согласиться с наказанием, но как самый главный среди них внес поправку – после отсидки я отрекусь от старого имени, приму новое, буду жить и колдовать, и все равно возглавлю Орден.
Окончательно в себя я пришел только через месяц пребывания в тюрьме. Это было ужасно. Постоянный холод Северного моря казалось поселился во мне навсегда, даже сейчас я вспоминаю об этом с содроганием. Вопреки предрассудкам, в Азкабане не сходили с ума все, только некоторые, кто уже был «того». Вполне вменяемые маги, мы разговаривали во время прогулок на крыше здания, переговаривались сквозь стены и решетки.
Вначале мне напрочь отшибло память. Полгода я не мог вспомнить, что я вообще умею, знал только кто я. Имя и некоторые биографические данные, которые поведали мне другие заключенные. Видимо Сыворотка правды мне досталась отвратительного качества. Мои татуировки спасали меня, за что я ни один раз мысленно благодарил Маркуса, иногда даже лично, посещая его во сне. Дементоры не вызывали грустных мыслей, только приносили холод – татуировки защищали даже от них. Не знаю как Маркус добился такого эффекта, но стены Азкабана не блокировали их магию. Вспоминались уроки Снейпа по очищению сознания. Через полтора года я смог принять анимагическую форму. Когда снаружи потеплело, я решился на побег и мне удалось.
До того, как меня схватили я успел прилично побегать от авроров и собственных коллег по цеху. Пригодились все мои заначки на черный день, я даже Гринготтс посетил и воспользовался портключем Дамблдора, который перенес меня в прекрасное место. Дом, оплетенный вьюнами стоял в тени развесистых деревьев, совсем рядом с озером, только наслаждался этим райским местом я не так долго, как хотелось бы — меня нашли свои же. Но это было потом, а перед этим я, растерянный и испуганный, ввалился в дом своих магловских родственников через кошачью дверцу, и сильно испугал Дадли, когда на вопрос: «Феликс?», превратился в человека. Как оказалось дядя Вернон полгода назад умер от сердечного приступа во время пробежки, а тетя Петуния умирает в хосписе от рака мозга. Сам Дадли, когда продаст дом, переедет к тетушке Мардж, у которой, вместо двенадцати, осталось всего две собаки. Бизнес отца он тоже продал и на эти деньги собирается открыть мясную лавку, когда переедет в другой город. Спустя полчаса и две чашки кофе до меня дошло, что это самое очевидное место, где я мог бы спрятаться поэтому, попрощавшись навсегда и пожелав всего наилучшего, трансгрессировал подальше.
Как я попал в Китай – загадка. Радовало то, что в горах волшебным способом перемещаться нельзя, а добираться от деревни к деревне тяжелый и опасный труд. Это оградило меня от разоблачения и быстрого изъятия. Я старался не волновать магический фон и стал практически сквибом. Еще бы – за десять лет навыки забылись, помнил лишь намертво вбитую школьную программу курса до пятого.
Я уже говорил, что жить здесь было скучно? Так вот, в скуке есть свои прелести: я начал думать и анализировать все, что происходило со мной. С каждым днем я все больше убеждался в том, что меня просто напросто испытывали на прочность. Тренировали, если так можно выразиться. Когда-то давно, практически в прошлой жизни, Николас сказал, что власть имеет один не самый приятный побочный эффект — одиночество. Каждый раз, когда я упоминал слово «друг», он говорил, что у меня никогда не было и не будет друзей, и в этом заключается моя главная жертва. Я не верил ему и как оказалось зря. Он сумел доказать мне, что любой человек способен на предательство, главное знать куда надавить и верно замативировать.
В горах дышалось легко, ведь воздух здесь был чист до безобразия, верно от этого мозги работали как-то по особенному. Я стал размышлять о Питере Петигрю и его предательстве. Мне было неизвестно из-за чего он предал мою семью, я знал только что Темный лорд угрожал ему. Питер был трусом и запугать его ничего не стоило и самому обычному человеку, что уж говорить о практически самом могущественном колдуне того времени. Не подумай что я жалею эту жалкую крысу, свою смерть он заслужил хотя бы тем, что ни капли не раскаивался в содеянном. Из-за него я лишился семьи и нормального детства.
Больнее всего было осознавать, что единственная, кто был мне самым близким и родным человеком с того времени, как я попал в волшебный мир, предала меня. Не просто предала — сдала с потрохами, рассказав о том, что между нами была связь, и что я хотел жениться на ней. Судьи сочли это убийством из ревности, а мое пристрастие к алкоголю, послужило очередным доказательством того, что душа моя была не спокойна и, скорее всего, из-за неразделенной любви. Люциус мастерски манипулировал сознанием толпы и задавал правильные вопросы, умело обходя тему его внезаконной деятельности. Адвокат Николаса блокировал любые другие вопросы, не относящиеся к убийству Ярослава, так что судили меня только за него. Что я говорил под действием зелья я не помнил, но, судя по тому, что меня не приговорили к поцелую дементора, я отвечал правильно.
-
Даже летом здесь не бывало жарко настолько, чтобы ходить в одной рубашке. Я наслаждался солнышком и прохладным ветерком, когда неожиданно почувствовал шевеление на груди. Пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы не выдать своей осведомленности. За мной наблюдал анимаг. Только вот найти его я не мог, из-под ресниц озираясь по сторонам. Сердце бешено колотилось в груди, рука нащупала в кармане небольшой нож, которым я срезал лечебные травы, которые иногда находил по пути домой. Что-то серое метнулось в мою сторону, но я успел выставить нож; тело большой кошки напоролось на лезвие. Спустя секунду на мне лежал истекающий кровью китаец, а над нами возвышался Лонгвей Сию, нежно улыбаясь он произнес: