Глава 16.
Разбросаны маячки и в море ждут корабли.
Приказа команды пли, своего начала.
Разбросаны маяки и некуда больше плыть.
С тобой мы, как две войны, в одну любовь попали...
Юлиана Караулова "Маячки".
Было очень холодно... На грудную клетку сильно и часто давили, изо рта тонкой струйкой лилась вода. Ещё один удар по груди, и воды вышло много. Я закашлялась, жадно глотнула воздуха... Стало ещё холоднее.
Я дрожала. Зуб на зуб не попадал.
Ёшкин кот, почему так плохо-то, а?! Ы-ы-ы-ы!..
Но! В этой боли есть плюс, ибо мёртвым так плохо не бывает, значит, жива... Да?
Я разлепила глаза вовремя – меня-таки хотели треснуть ещё разок.
– Х... Хватит, – удивительно, насколько хрипло и тихо звучал собственный голос.
Я вытянула руку, пытаясь отвернуться.
Только не нужно меня снова бить! У Кота рука, тьфу ты, лапа, оказывается, тяжёлая...
– Вика!! – воскликнули парни в один голос.
– Ты жива, – то ли спросил, то ли утвердил Сенька.
– Д-да, н-н-но, в-вид-димо, в-вы жд-д-дете моей с-с-смерти, – япокосилась на Кота.
– Вик, но он тебя спас...
– С-с-спасибо, – буркнула, приседая и обнимая саму себя за плечи, потому что холодно очень...
Кот сидел передо мной на коленях... Видеть его не очень хотелось.
Рядом на корточки присел Алек.
– Встать можешь? – спросил он, накрывая тёплой ладонью мою ледяную руку.
– А с-смыс-сл? – спросила, все так же заикаясь и дрожа.
– Ясно, – буркнул он в ответ, и... Резко поднял меня на руки.
Да! На руки! Меня!
Грязную, промокшую до ниточки, дрожащую! На руки! Меня вообще первый раз в жизни на руки поднимают мальчики. Причём одного возраста со мной.
Логично было бы обнять его за шею, благодарственно что-то прошептать... Прямо как в фильмах.
Угу. Что сделала я? Завизжала, как резаная, бултыхая ногами в воздухе, от чего стало ещё холоднее.
– Успокойся! – рявкнул Алек. Вообще он был тёплым... Прижаться, как в фильмах, было вполне разумно...
– Вика, не сейчас, – оборвал Сенька.
Я вредная? Вредная. Совсем и полностью? Да, вообще невыносима! Поэтому шиш вам. Дрожим, дергаемся, бьемся, требуем свободу не только слова, но и тела.
– Пожалуйста, – уже мягче шепнул Алек.
Да, в этой ситуации только шептать.
– А он-но т-тебе н-нуж-жно? – все ещё заикаясь, спросила я.
– Да, – жёсткий ответ.
И... Захотелось резко в глаз ему дать. Вот просто так. За все хорошее.
Но это было бы совсем грубо, поэтому я молча, почти молча, (сопела я ещё долго и громко) нахмурилась, обхватила его шею руками, позволяя удобнее перехватить, и прижалась щекой к ключице, не переставая дрожать и стучать зубами.
– Ах, как романтично! – вздохнул Ванюня.
– С-с-слезу п-пустить п-помочь?– миролюбиво поинтересовалась.
Ну... Насколько позволила степень замерзания.
– Тьфу, – бросил в досаде белобрысый. – Все для неё, а она...
Ответить на это я почему-то не могла. Сил уже не было. Хотелось сжаться в комочек и заснуть, поэтому я, как маленький котенок, пыталась прижаться посильнее к тёплой грелке. А роль последней играл Алек.
Ладно. Столько лет дружим, какая разница вообще?
Меня донесли до избушки, пинком ноги открыли дверь, затащили внутрь.
– Домой их, – бросил сзади Кот тихим голосом. Точно... Он же меня спас, получается? Нужно ему хотя бы спасибо сказать. Но не сейчас. Я не в состоянии говорить. Да, со мной и такое бывает, оказывается. Сама в шоке. Вытянула шею, чтобы найти Вараву. Увидела на печи лишь силуэт, укутанный в одеяло.
– Она спит, – пояснила Ядвига, сидевшая за столом.
Я была настолько слаба, что не смогла ничего ответить. Даже не бросила банальное "спасибо". Дура.
Алек сжал меня покрепче, словно предупреждая, что сейчас шагнет... И шагнул. Я лишь посильнее вцепилась в его шею и зажмурилась. В этот раз было легче – меня даже не тошнило.
– Колобок, отведи их в свободные комнаты. Викторию – в отдельную, – приказал Кот, уходя в угол избушки Лукоморья.
– Нет, – очень слабо, почти неслышно возразила я. Я не хочу спать одна... Не нужно...
Кот дёрнул большим ухом, прислушиваясь.
– Дева не должна спать в одной комнате с юношами. Это не правильно, – жёстким, ледяным голосом оборвал он, даже не оборачиваясь к нам лицом. –Колобок!!
У меня не было сил спорить... Просто не было. Глаза уже предательски закрывались... Я увидела только, что Колобок выпрыгнул из печки. Дальше не смотрела – закрыла глаза. Даже проскочила мысль о том, что я хочу умереть. Мило бы было... Ага. Очень.
Алек донес меня до чего-то там, открыл дверь (узнала по скрипу) и вогрузил на что-то странное – жёсткое, но мягкое из-за одеяла и ещё чего-то. Это не кровать. Лавочка? Гробик?
– Её нужно переодеть, – сказал он тихо, расстёгивая первые пуговицырубашки.
Обалдеть! Вот просто... Обалдеть!
От возмущения молча подняла кукишь. А то... Совсе-е-ем уже.
– Да, Алек, именно ты это и должен сделать, – фыркнул от смеха Ванюня. Он стоял явно дальше. У двери, наверно.
– Оставьте меня, – бросила тихо, сворачиваясь клубочком и отворачиваясь от них.
– Я сама все сделаю, – это зашла Елисавета Петровна. – Можете не переживать за неё. Идите.
– Спокойной ночи, Вика, – тихо пожелал Алек.
– Спокойной, – шёпотом ответила, сдерживая слезы и понимая, что ночь сегодняшняя будет совсем не спокойной.
Когда все мальчики вышли, Елисавета подняла меня за руки и сказала снять рубашку, сапоги. Я кое-как выполнила её просьбу. Молча. На меня надели странное платье белого цвета. Естественно, это была просто рубаха из хлопка. Джинсы тоже пришлось снимать. Грубая рубаха, которую мне дали,свисала почти до колена, поэтому спать я могла спокойно.
Я опять заползла на кровать, но не кровать. Меня, на удивление, заботливо укрыли одеялом, забрали мою одежду – мокрую и грязную, поцеловали в лоб и ушли. Ого...
Глаза закрывались. Я понимала, что сейчас мне точно ничего хорошего сниться не будет, но усталость, страх и холод взяли своё.
Я заснула.
Сладких снов, Виктория.
Сладких снов...