- По пеленгу! Угу, пешком пришла. А я не помню, что на Новый год снилось. Сначала обрадовалась, что ты мне написал, а потом сообразила, что это рассылка.
- Но ведь ответила же.
- Так я сначала ответила, а потом уже сообразила.
- Оля, - вздохнул он, - если б ты не была таким слоупоком…
Я хотела обидеться, но не получилось. Потому что…
- Тогда бы нас сейчас здесь не было. И вообще… не было бы… нас .
Я сказала это – и словно лопнуло внутри что-то горячее. И сердце забилось бешено везде, от макушки до пяток.
Оно правда есть – вот это мы ? Мы – вместе? Может, пока еще и нет, но… будет?
Тяжело сглотнув слюну, Женька наклонился и поцеловал меня в краешек губ.
- Я бы к тебе все равно пришел, - сказал он хрипло и резким движением включил драйв. – Даже если бы не ответила.
Эту фразу надо было переварить. Вроде бы и не новость, но… все дело в том, как она была сказана. Интонация – но не только. Наверно, на более тонком уровне, где нет места словесным формулировкам, а лишь ощущениям.
«Я бы к тебе все равно пришел»…
И словно эхо, которое не слышишь, а чувствуешь.
Я ведь тоже пришла к нему сама. С маминым тортом. Хотя сопротивлялась до последнего. Потом прогнала его, убежала в Таллин. Но где-то на том самом уровне все уже было решено. И у него, и у меня. А сопротивлялась потому, что боялась повторения истории с Кириллом. Рана-то свежая, даже не поджившая.
И как-то само собой стало понятно, что для нас обоих это не просто секс. Не «давай попробуем, вдруг что-то получится». Что мы уже есть. Такое… еще маленькое, хрупкое, как подснежник из сугроба. И теперь от нас обоих зависит, вырастет он или завянет, даже не распустившись. И мне очень хотелось, чтобы все получилось.
Все? Все – это что? Пятеро детей, домик и эрдельтерьер?
Ну… Мне страшно было думать в эту сторону, и я говорила себе, что мы знакомы-то всего ничего, какой, на фиг, эрдельтерьер. И все же надо было признать, что я не могла представить себя Олей Платоновой даже через два года отношений. А вот Олей Филатовой – вполне. Через две недели. В теории, конечно, но могла. Во всяком случае, не отрицала такую возможность.
Женька тоже молчал, о чем-то задумавшись. О том же самом?
Кот, проваливаясь по брюхо, медленно прополз мимо красивого темно-коричневого дома с оранжевыми наличниками, выбрался на берег замерзшей реки и свернул вправо. Еще немного, и мы остановились у типичного дачного домика советской постройки. Примерно такой был и у нас в Юкках, но побольше. Когда бабушка с дедушкой умерли в один год, мама с сестрой разделили наследство: мама забрала квартиру – для меня, а дача досталась тете Кате. Федька все капитально перестроил, и его мать после выхода на пенсию жила там с весны до осени. Женька говорил, что его друг купил дом в прошлом году и только начал приводить в порядок, а до этого там никто не жил почти десять лет.
- Какая красота! – ахнула я, выбравшись из машины и провалившись в снег по колено.
Это было именно то, чего я хотела. Как он только угадал? Хотя нет, я же говорила, что люблю это: вечер, снег, никого вокруг. Просто умеет слушать. Снег есть, никого тоже, вечер будет.
- Эта же та церковь, которая на фотографии, да? – прикрыв глаза от слепящего солнца, я смотрела на маленькую церквушку на пригорке.
- Да, - сняв с крыши лыжи Женька, вытаскивал из багажника сумки. – Если хочешь, потом туда поднимемся, но она закрыта. И если не утонем в снегу. Шмель приезжал неделю назад, до дома расчистил, а везде по уши.
На узкой тропке до крыльца и правда было всего по щиколотку. Вытащив ключ из тайника, Женька открыл дверь, и мы вошли в тесную прихожую.
- Так, Оль, тут сейчас холодно и неприятно. Предлагаю протопить и перекусить. Потом можно на лыжах пройтись, пока светло. А вечером будем снова топить, чтобы хорошо прогрелось. И шашлык пожарим на мангале.
- Годится, - кивнула я.
Пристроившись у печки, мы съели по бутерброду, запивая кофе из термоса. Пока дрова прогорали, Женька замариновал мясо и смазал лыжи. Надевая ботинки, я снова почувствовала себя ребенком, которого неожиданно привели в кондитерскую. Лыжницей я была фиговатой, а кататься очень нравилось. Раньше ездили на дачу, там хватало мест для прогулок. Но Платонов из всех зимних видов спорта признавал только прыжки в сугроб из бани, поэтому мои лыжи и коньки надолго прописались на антресолях.
Как же это было классно! Женька шел первым, пробивая лыжню, я за ним. Снег сверкал на солнце, морозный воздух пах дымком и антоновкой, краснопузые снегири подъедали остатки рябины. И тишина – звонкая, как серебряный колокольчик.