До этого мы, если подумать, не так уж и много разговаривали. Больше были заняты совсем другим делом, а если отдыхали от него, то все равно как-то обрывочно, о том, о сем. Вчера больше говорила Оля – об учебе, о работе. Даже как акулой работала. Хотел бы я это видеть! А вот сегодня рассказывал я, а она слушала. О детстве, о школе, об институте и о службе. И о родителях. Об отце – почему-то очень хотелось рассказать о нем. Потому что то, каким я стал, было тесно связано с ним.
- У нас все было непросто, - говорил я. – Сначала я ничего не знал, не понимал. Нет, ну знал, конечно, что он военный. Но не понимал, почему часто уезжает. Почему они с матерью ругаются так, что стены трясутся. Потом, когда подрос и кое-что узнал, он стал моим кумиром. Вот реально, даже в сочинении писал что-то вроде «мой герой – мой отец». Он надеялся, что пойду по его стопам, но… Я так и сказал: извини, это не мое. Вот тогда между нами стало напряжно.
- Но ты же все-таки пошел служить? – запрокинув голову, спросила Оля.
- Это как-то спонтанно получилось. Я не планировал. После второго курса желающим предложили перейти в Военный учебный центр. По специальности, но что-то вроде военной кафедры. Экзамен, сборы, лейтенант запаса – и в армию потом не идешь. Ну это я тогда так думал. А потом предложили контракт на пять лет. Подумал – и согласился. Отец был рад, мать – не очень. Меня все устраивало. А потом хренак – и Сирия. Если бы не случилось всего этого, может, и дальше служил бы. А так… новый контракт не стал подписывать. И снова с отцом был напряг, он просто понять не мог, почему. Или я не мог толково объяснить. И знаешь, я понял, что начало отходить, когда мы на Новый год сюда приехали. Какое-то волшебное место, наверно.
Я помолчал, вспоминая наши с ним разговоры – и последние, и давние.
- Он служил в «Альфе», Оль. Спецназ - сначала КГБ, потом ФСБ. Школу КГБ окончил на Русском острове. Когда в Афгане дворец Амина брали, в группе оказался самым младшим, еще двадцати не исполнилось. Все горячие точки прошел. Плюс захваты самолетов, бунты в тюрьмах, заложники. Женился первый раз рано, по глупости. Дома все было плохо, но он там почти и не бывал. Потом матери моей тоже досталось – ждать его. В двадцать семь майор, куча медалей, орденов. Представили к подполковнику, к герою Советского Союза. И тут случилась одна вещь…
Если бы батя узнал, что я рассказываю об этом кому-то постороннему, он бы мне здорово навтыкал. Знали эту историю из пиджаков хорошо если человек пять. ДСП. Но почему-то мне было важно, чтобы знала Оля.
- В Афган он ездил ходками, по несколько раз в год. И вот дали приказ его группе зачистить одно село, где сидели духи. А чистили жестко. Сначала кидали гранаты, потом смотрели, остался ли кто живой, и добивали. Иначе было никак. И получилась какая-то нестыковка. Случайно или нет, никто уже не разбирался. Зачистили в итоге сходняк крупных командиров – афганских, но своих. Бошки полетели сверху донизу. Бате светил трибунал, и никому не было дела, что получили приказ. Афганская сторона требовала крови. Хорошенько мог присесть. Ну и, в общем, его похоронили, чтобы не сажать.
- Как? – захлопала глазами Оля.
- Смотрела «Возвращение высокого блондина»? Примерно так же. Они же там не под своими именами были официально. Некий Петр Иванов упокоился в Москве на Ваганьковском. Как героически погибший в бою. Хотя Героя посмертно так и не дали. И не спрашивай, кто в этой могиле. Может, никого, а может, кто-то и лежит. Батя там был пару раз, даже цветочки приносил… своей почившей военной карьере. Ему сказали: сиди тихо, не высовывайся, все вернем. И он служил дальше… прапором.
- Серьезно?!
- Ну да. А как только все утихло, встретил мать. Едва заикнулся о разводе, его мадам написала командованию о том, какой Филатов моральный разложенец. Тогда еще были партсобрания и все такое. Ему намекали: Петя, ты че творишь, кретин, мы только начали тебя обратно вытаскивать. Но Петя послал всех на хер, развелся и женился. И еще пять лет прослужил прапором. Потом кое-что вернули. Майорское звание – с ним и ушел на пенсию. А вот ордена так и остались где-то в сейфах на Лубянке. Их тогда и так не давали, только посмотреть и обратно в сейф. Ну и потом семье перед похоронами. Ну а батины и на похороны не отдадут. Это ж не его, а Петра Иванова, которого и так закопали.
- Надо же как все… - тихо сказала Оля. – Знаешь, я хотела бы с ним познакомиться. И с мамой твоей тоже.
Я молча наклонился и поцеловал ее.
Даже если это просто импульс, спасибо тебе, Оля.
- Накинь что-нибудь, - встав с дивана, я потянул ее за собой. – Пойдем.
Оля надела свитер, куртку, и мы вышли на крыльцо. Из окон лился свет, у ограды горел фонарь, снежные хлопья медленно и мягко летели с черного неба. Как в тот вечер, когда мы познакомились. И когда первый раз пошли на свидание. И когда отмечали Старый новый год и я держал ее на руках.