Он застаёт меня врасплох за подглядыванием. Твёрдый пристальный взгляд, прищуренные карие глаза. И его фирменная усмешка. Усмешка того наглого парня, который когда-то окатил меня из лужи на перекрёстке. Лапа… так и слышу его дерзкий голос.
Официант уходит, а Виктор наклоняется ко мне через стол и заговорщицки шепчет:
– Я понимаю. Я тоже не могу дождаться, пока мы доберёмся домой. Но перекусить надо.
– Хм, с чего ты взял, что я об этом думаю?
– Лапа, – ну вот ни стыда ни совести у него, – давай не будем притворяться. Я не люблю всего этого. Лучше прямо и открыто воевать, чем за спиной придумывать невесть что.
– Значит, воевать?
– А что мы с тобой до вчерашнего вечера делали? Воевали. Но всё было по-честному. А вот эти недосказанности не люблю. Я знаю, о чём ты думаешь.
– Ты слишком самоуверен в себе.
– Аня, ты только не обижайся. Ночью ты была другой. Настоящая такая.
– Ты, кстати, тоже. На работе ты совершенно другой человек.
– Ты потрясающе красивая, когда волнуешься. Или злишься. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
– Мы с тобой будем обсуждать наших бывших?
– Непременно, солнышко. Я люблю всё знать. Вот, я же говорю. Ты потрясающе мила.
– Виктор, прекрати, – я чувствую, как его ладонь ложится на моё бедро под столом. – Здесь есть дети.
– Скоро у нас будут свои.
От его бесцеремонных пальцев кожу начинает покалывать.
– Ну что ты там себе уже напридумывала, Аня?
Ещё несколько мгновений и нажатий, и его руки исчезают. Я выдыхаю и продолжаю разговор:
– Я думаю о том, как мы с тобой будем жить.
– Да брось ты, солнышко. Какие мелочи.
– Мелочи?
– Конечно. Я вот сейчас вспоминаю о том, – мой взгляд улавливает, как дёргается его кадык, – как ты вцепилась в край раковины.
Виктор медленно подносит ко рту стакан с водой, не теряя со мной зрительного контакта, и делает глоток. Так обыденно, буднично. Со стороны, наверное, окружающие видят в нас семейную пару, обсуждающую свои насущные дела. С его стороны ни намёка на то, что он возбуждён или хотя бы немного заведён. Чего не скажешь обо мне…
Я слежу за его взглядом, который на секунду задерживается на моих пальцах, обхвативших бокал. На побелевших от напряжения пальцах.
Он дотрагивается до меня, а я от неожиданности разжимаю ладонь. Бокал летит на пол и разбивается вдребезги. Хорошо, что в нём была всего лишь вода.
– Да, нагрузку надо распределять равномерно, – говорит он что-то невнятное и в очередной раз подзывает к себе официанта.
Пока нас пересаживают за другой столик, я немного прихожу в себя. Сердце уже не так быстро несётся вскачь, да и нервы дёргают только под коленками. Виктор за столом перехватывает мою руку. Крепко прижимает ладонь к столу и говорит тихим голосом:
– Нормально, Аня. Нормально мы будем с тобой жить. Не хуже других. Уж поверь мне.
Мне хочется спросить, почему же тогда у него ничего не получилось со своей женой. Двенадцать лет в браке – это не поле перейти. Почему вдруг получится у нас? Но благоразумно сдерживаюсь. Откровенно говоря, мне сейчас совсем не нравится его безумный взгляд.
– Кажется, мы немного поторопились.
– Согласен. Но это не про «торопились». Спрашивать у тебя о ребёнке надо было на трезвую голову.
Я выдергиваю руку и шиплю:
– Я была полностью трезвая.
– Неужели? А мне кажется, что ты как только увидела меня, так сразу и опьянела. Никак тебя не могу привести в чувство.
– Ну ты и гад, – я уже почти готова всё вокруг крушить и ломать.
Да как он смеет. Ничего, я сейчас тоже приведу аргумент.
– Я поняла, почему ты вчера злился на меня.
– Интересно.
– Ты ревновал к своим коллегам.
– Ревновал, – Виктор ласково улыбается мне в лицо. – А как это относится к нашему делу?
– Поэтому ты не хочешь, чтобы я с тобой работала.
– Это не единственная причина. Хотя не скрою: я злюсь, когда на тебя пялятся посторонние мужики и откровенно хотят.
– Ахахах. Кто? Вчерашние мужики в пиджаках? Да они кроме своих цифр в чёрных блокнотиках ничего вокруг не видят.
– Много ты понимаешь, – он недовольно прищуривает глаза, – про чёрные блокнотики.
– Так рассказал бы им. Мол, это будущая мама моего ребёнка.
– Уже, – коротко бросает он и гневно сверкает глазами, а я дёргаюсь от его слов. – У тебя не будет ни одного шанса улизнуть от меня.
– Я и не собиралась.
– А мне показалось, что ты поторопилась. С твоих же слов.
– Слушай, что ты хочешь от меня услышать? Я тебя вообще сегодня не понимаю.
– Я сам себя больше не понимаю, – говорит он снова новую странную фразу и замолкает, потому что нам приносят заказ.
Хоть официант уже давно исчез из поля зрения, за столом царит тишина. Виктор молча разбирается со свиной отбивной, а я наслаждаюсь вкусным салатом из морепродуктов.
Кажется, я впервые за эти сутки что-то делаю с пониманием того, что это просто необходимо делать. Надо успеть подкрепиться, пока снова не начали дрожать руки да табунами по спине носиться мурашки.
– Значит, ты не хочешь, чтобы коллеги знали, что мы с тобой спим и вместе работаем, – я первая прерываю тишину. – У вас так не принято? Я без претензий. Просто интересно.
– Ань, только честно, тебя это обижает?
– Что? – я честно не понимаю, что он имеет в виду.
– Ты хочешь со мной работать? Тогда я готов это обсудить с тобой. В спокойной и деловой обстановке.
– Нет, нет, Виктор, – я даже начинаю махать руками. – Меня устраивает моя работа, мой ритм. И вообще, все эти офисы я не люблю. Я помню, как Суздальцевы работали на «дядю», пока не создали свою компанию. Да и я сама после института впахивала как будто мне больше всех надо было. Ничего хорошего в этом нет. Если только для опыта, ну, или в совсем безвыходной ситуации. И то стоит хорошенько подумать о таком решении.
– Мне понятна твоя позиция. Но здесь не совсем такой вариант.
– Ты не «дядя»? – усмехаюсь я. – Ты член… – специально делаю паузу, но не успеваю договорить, потому что он меня перебивает.
– Нарываешься, Аня. Ох, нарываешься.
– … правления, – медленно заканчиваю фразу по слогам, – начальник и так далее. Мне даже неловко. Я простая швея, а здесь такое.
– А тебе нравится шить? Поэтому ты не хочешь рассмотреть варианты полной занятости по основной специальности?
– Нравится. Не хочу быть загнанной лошадью. Когда работаешь в удовольствие, совсем другое дело.
– Мне показалось, что вчера ты выступала с очень большим удовольствием.
– Есть немного, – соглашаюсь я. – Иногда на меня находит. Так всё-таки, почему ты боишься работать со мной?
– Боюсь. Не хочу, чтобы сбежала от меня. Я не терплю неподчинения, я ни с кем не ищу компромиссов.
– Волк-одиночка.
– Почти, – Виктор широко улыбается, а мне почему-то кажется, что он скалит зубы.
– Я иногда побаиваюсь твоей реакции.
– Не стоит, Анечка. Или я чего-то не понял ночью? Было грубо?
Я верчусь на стуле от его прямых вопросов в лоб. Но он ждёт моих ответов, не сводя с меня глаз.
– Нет, всё в порядке. Мне понравилось.
– Тогда в чём дело, Аня? Ты мне можешь всё рассказать. Тут совсем нечего и некого стесняться.
– Кажется, нас подслушивают. Давай об этом поговорим, когда приедем.
Действительно, за соседним столиком пожилая дама нервно ёрзает на стуле и, мне кажется, сидит специально боком, чтобы лучше слышать.
– Это проблема тех, кто подслушивает. А когда мы приедем, то нам придётся провести эксперимент.
– Что ещё за эксперимент? – «бабочки» так нагло шевелятся в животе, что я вынуждена прижаться к спинке стула.
– Ну, наконец-то! Ты порозовела. А то сидишь бледная. Теряешься на фоне скатерти.
Наш разговор то и дело скатывается к интимным отношениям. Если честно, то у меня уже каша в голове. А ему нравится. Испытывать меня и проводить эксперименты.