- Мари, угробишь нас, - прошипел я, приходя в себя. Ветер ухнул за окном и швырнулся снегом в старенькое стекло подъездного окошка.
- Может, оно и к лучшему, - отпустила Машка мою руку, всхлипнув. В ее ладони светился мой телефон. Я отобрал его и посветил сестре в лицо. По щекам ее дорожками побежали слезы.
- Ты чего?.. Маш?
Маша взмахнула руками бессильно, видимо, поняв, что дрожащие губы ее не слушаются.
- Эй! - присмотрелся я повнимательнее. - Испугалась? Или ударилась?
Машка замотала головой, сжимая кулаки.
- Ты ничего не понимаешь, чурбан! - ударила меня неожиданно в грудь и побежала вниз.
Женщины. Почему от них вечно проблемы?..
- Сама такая, - процедил я и уселся на ступеньках. И куда-то идти совершенно расхотелось. Тут за дверью Синица-воробей и бухтелка Анна Пал-на, а дома у меня теперь рыдают. Там, где вино, пусть и паршивое, и картошка, и мясо, и шоколадки. Желудок быстро отозвался грустным воем на такой факт.
Что я наделал?.. Зачем грубил Ирине? Как в понедельник в офисе быть, когда столкнемся?.. Ну, и ладно. Сама нарвалась со своими звездами и сказками. Сильным людям плевать на чужое мнение.
Я вскочил и заходил по площадке. Анна Пал-на, конечно, мне с рук не спустит и при случае обругает. Детское поведение. Что со мной такое?.. Рука не удержалась и ударила по перилам со всей силы и, казалось, весь подъезд застонал в ответ.
Впрочем, она обругала бы меня в любом случае.
Тихо щелкнул замок напротив. Я напрягся, примеряясь к лестнице на чердак. Там зверски холодно, как, впрочем, и в подъезде, зато нет этих женщин, что отравляют жизнь и заставляют срываться с катушек. Только дверь, что распахнулась, была десятой квартиры. На пороге стоял Гоша со свечой; еще ночной колпак, и мое воображение окончательно съедет с катушек.
- Заходи, - коротко сказал он, даже не спрашивая ничего. - На ужин.
И, знаете, кажется, это было именно то, что нужно. Мужская компания, как никак. Маркиз встретил меня из угла солидарным блеском глаз.
Я угрюмо лопал стандартную яичницу, ухмыляясь в ответ на все еще надеющийся на что-то взгляд Маркизушки. Свечи у Гошки стояли на каждом углу, будто мы тут романтический ужин для кого-то устраиваем.
- Мари приехала? - наконец уточнил Гоша.
Сейчас мне не было дела до ее секретов.
- Приехала, - буркнул я. - Плакаться.
- Плакаться?.. - в голосе его засквозила тревога. - Что у нее случилось?
- А это тебя спросить не помешает! - грохнул я вилку на стол. Мое сдерживаемое раздражение больше в груди не помещалось. - Вообще, что за мир такой вокруг меня?! Стоит взяться за кроссворд, и...
Гоша бессердечно пожал плечами.
- Теперь ты знаешь, почему я предпочитаю крышу.
- Трусишь потому что, - отмел я его довод мгновенно.
- Если ты не трусишь, то почему жалуешься?
- Не жалуюсь я! Скажешь, тоже... Я... я гневаюсь, вот!
- На что?
- На... то, что мне не дают покоя.
- Потеря покоя -- плата за человеческие отношения.
- Мудрец малолетний! - еще немного, и я бы схватился за вилку вместо шпаги -- его невозмутимость была похожа на стену, о которую разбивались все мои доводы, словно ничего не стоящие морские волны.
- Ты не знаешь моего возраста.
- Я спрашивал, и кто-то просто съехал с темы.
- Я сам не знаю.
Мой гневный полет пришел к мертвой петле.
- Что?.. - даже на смех пробило. - Что ты там мелешь?
- Я не знаю, сколько мне лет. Сколько себя помню, я живу здесь.
Я сощурился, глядя на Гошино лицо, при свечах особенно таинственное и кажущееся старше обычного.
- Была авария, и слишком много лет прошло, чтобы продолжить пытаться вспомнить, что было, - Гоша сосредоточился на разрезании яичницы, и невероятная история из его уст пыталась звучать как можно более прозаично. - Так что я перестал. Иногда думаю, что, может, я просто с другой планеты, - усмехнулся мой таинственный сосед.
Хм. Вот оно как. Интересно, каково быть загадкой не только для других, но и для себя? Впрочем... Разве обычные люди хорошо знают себя? Они даже не знают, что за сломанные стулья валяются в их Секретных садах... Какая же польза от знания, сколько им лет и какие конфеты они любили в детстве.
- Зато ты много знаешь про других, - пожал я плечами, снова берясь за вилку и рассеянно позволяя себе бросить кусочек яичницы поджидающему подачки Маркизу. Кот ринулся к угощению так, словно веками голодал.
- Не уверен, - процедил Гоша, - что это добавляет счастья. Я всегда говорил себе, что счастье в знании. Но теперь не уверен.