К десятому классу все смирились, что Анну не переупрямить, и утешались тем, что дочка не лезет в неподходящие компании. Хотя постоянно ожидали чего-то подобного. Вадим, к тому времени уже окончивший университет и помогавший отцу в расширении бизнеса, выходкам сестры не удивлялся, и ждал какого-нибудь подвоха. В конце концов, именно у него сестренка выпила больше всего крови, пока он исполнял роль няньки.
— Жизнь — боль и тлен, — заявила шестнадцатилетняя Анечка солнечным августовским утром, выйдя из своей комнаты в таком виде, что мама схватилась за сердце, отец за очки, а брат за голову.
Выбеленное лицо, подведенные черным глаза, черная же одежда, жуткие украшения в виде черепов и пауков и розовые перчатки на руках.
— Ч-что эт-то? — дрожащим голосом спросила мама.
— Она у нас теперь гот, — покачал головой Вадим. — Я таких часто на улице вижу. Вечно мрачные и печальные, все у них плохо. На кладбища еще ходить любят.
— З-зачем? — мама уже плакала.
— Хотелось бы сказать, что думать о смысле бытия, — хмыкнул сын, — а на самом деле им просто заняться нечем.
— Так, хватит тут спектакли разводить, — хлопнул рукой по столу папа. — Жизнь — боль? — дочка кивнула. — А ты говоришь, что им просто заняться нечем? — обратился к Вадиму.
— У друга моего брат тоже решил готом стать. Напялил кожаные штаны, накрасился, весь такой печальный и мрачный. Сослали его к бабушке вместо отпуска в Европе, быстро решил, что не настолько он и гот, — брат барабанил пальцами по столу. Аня начала подозревать что-то нехорошее.
Но ведь она взрослый человек и имеет право делать то, что хочет! Обожаемая всеми, решила настоять на своем:
— Я гот, — упрямо сжала губы. — И иду на встречу с моими друзьями. В жизни нет радости, нас никто не понимает. Я выбрала их сторону, — с вызовом вздернула подбородок.
— Хорошо-хорошо, самостоятельная ты моя, — папа встал из-за стола. — И по закону ты уже несешь уголовную ответственность и можешь даже работать неполный день.
Схватив дочку за руку, отволок в ванную, прямо в одежде поставив под душ. Анечка вмиг лишилась карманных денег, и оказалось, что работает курьеров в фирме отца. Так и закончилась ее принадлежность к молодежной субкультуре. А там еще и брат вышел к молодым людям, ждущим ее у подъезда, чтобы популярно объяснить, почему Анна не сможет к ним присоединиться. Вадим всегда отличался завидным спокойствием и ехидным характером. У ребят не было и шанса что-то доказать ему. Но с Аней, на всякий случай, больше не общались.
Бедная гимназия считала дни до выпускного — учителям просто уже надоело спорить с пигалицей. Она никогда не подкладывала кнопки, не била окна и не ругалась матом, просто тихо-мирно выносила мозги либо дурацкими вопросами по типу "почему слово о полку Игореве записано со слов очевидцев, когда там все умерли", либо полным игнорированием.
С выпускного, причем сразу после вручения аттестатов, Анну забирал брат, закутав в свой пиджак: девушка, выходившая из дома во вполне приличном платье, к директору вышла в чем-то, напоминающем наряд Вивиен из "Красотки" и рыболовную сеть одновременно. И когда переодеться успела? Пришлось увозить сестру к себе в квартиру, чтобы родители, оправившись от шока, не свернули дочери шею. Зато наряд Анны Мельниковой обсуждали не один год. Еще бы — такого учителя не видели ни до, ни после.
Глава 2
Тишину комнаты разрезал вой какой-то сирены. Девушка, мирно сопящая на груди молодого мужчины, резко села, пытаясь унять колотящееся сердце.
— Вадим, что это? — испуганно спросила она.
Тот вздохнул, открыл один глаз, пытаясь нашарить рукой разрывающийся сотовый, противно орущий "особенной" мелодией. Новенькую Nokia купил себе буквально месяц назад — цветной экран, полифония, дизайн.
— Да! — рявкнул в трубку. — Чего тебе? Анька, ремня дам! Все, жди! — обреченно как-то выдохнул.
— Зайка, — обратился к девушке, — я за сестрой смотаюсь и вернусь, — "зайка" в ответ надула губы. Сестрица эта ее бесила наглостью и бесцеремонностью, а еще тем, что Вадим мог и свидание отменить, если той нужно что-то было. Очень наглая молодая особа.
Молодой мужчина тем временем споро натягивал футболку и джинсы, схватил ключи и документы от Мерседеса и хлопнул входной дверью. Он очень ждал Анькиного восемнадцатилетия, чтобы не нужно было за ней присматривать и вытаскивать из всяких передряг. Родители улетели в Европу, попросив приглядеть за сестрой и квартирой, чтобы соседи хотя бы не вызывали милицию.
В три часа ночи город был пуст, из магнитофона звучало что-то успокаивающее, теплый ветер залетал в салон, а водитель тщетно пытался успокоиться, пытаясь максимально быстро доехать до ночного клуба. Клуба, в который пускали с двадцати одного года!