Алинка ремонтировала свой балкон так, чтобы теплым летом на нем можно было встречать рассвет и провожать закат. Тут милые кованные перильца, плитка под моими босыми ногами напоминает о том, что мои любимые меховые тапочки остались в «семейной» квартире, и столик есть в углу, со стульчиком. Чтоб почитать, или в ноут потупить. Только сейчас на столике…
Откуда? Аист принес?
Я недоверчиво шагаю ближе к столику. Белая чашка с брутальным черепом дымится и соблазняет меня свежим кофе — то ли с молоком, то ли со сливками, а на белом блюдечке рядом лежат три аккуратных розочки из сдобного теста, на весь балкон источающих запах корицы. Я трогаю пальчиком осторожно — теплые. Еще теплые? Серьезно?
Под чашкой лежит аккуратная визиточка. Точнее — просто кусок белого картона, и на ней красиво и от руки выведено «Emil» и десять цифр под ним.
Так странно знать , что я ни за что не признаюсь ему, откуда именно я знаю и его, и Змея. Ну, как вы себе это представляете?
Эй, привет, помнишь меня, мы в Берлине чуть прямо на танцполе тройничок не устроили? Да-да, та самая, что крутила задом и перед тобой, и перед тем итальяшкой.
Уф-ф, не! Алинка бы так сказала. Она еще бы и расхохоталась в довесок, и локтем собеседника пихнула, мол, у нас есть общее прошлое, давай скрепим его еще и общей попойкой. Алинке было не сложно махнуть автостопом в другой город, и пусть папа по возвращении полдня гоняет непутевую едва-едва справившую совершеннолетие доченьку ремнем по двору. И со мной на соревнования она ездила всегда. Всегда! Без исключения. До самого последнего моего конкурса, за три недели до моей свадьбы. Того, из-за которого и свадьбу-то чуть не отменили. Только в последний момент Дэн у меня вымолил прощения за тот скандал, когда разнес мою комнату в хлам, за размитый попутно привезенный мной с этого соревнования хрустальный кубок.
Упрашивал не рушить то, что мы столько времени строили.
Почему я повелась? Почему все-таки отказалась от того, что делало меня мной?
От того кубка осталась только золотистая крышечка с танцующей парочкой. Её я оставила у мамы. От греха подальше. Тем более, что скандалы о моем «непристойном прошлом» повторялись с завидной регулярностью.
Булочки пахнут просто изумительно. И кофе…
По уму, надо все это вернуть этому мерзавцу, он ведь тоже на меня поспорил, но…
Но в холодильнике повесилась мышь. Вчера я весь вечер провалялась, слепо таращась во включенный телевизор. Было какое-то шоу, но я не помню ни слова, что они там говорили. Когда вспомнила про еду — ближайший супермаркет был уже закрыт.
Ну, если не вернуть — можно сказать спасибо. А заодно узнать, как он это провернул.
Я возвращаюсь в квартиру, быстренько переодеваюсь — если уж мне накрыли стол на балконе, там я и буду завтракать, и беру с собой телефон. Немножко замираю перед тем, как набрать номер.
Кстати наш, русский. Нет, оно правильно, зачем тратить деньги на международный роуминг если можно достать местную симкарту?
— С добрым утром, мышонок, — мягко перекатывается у моего уха густой мужской голос. С акцентом, но все равно такой глубокий, аж до пяточек пробирает.
— Мне казалось, Карлсон должен съедать все мое варенье, а не забывать свои булочки на моем балконе.
В трубке раздается тихий смешок.
— Карлсон может и повзрослеть, и в этом случае ему уже нужно будет исхитриться, чтобы заполучить номер девушки, а варенье — варенье он и сам может сварить. По бабушкиному рецепту. Да и булочки испечь — это не землю спасти от метеорита. Так, только пораньше встать.
Но ведь встал же. Наверное, именно поэтому я и не отнесла его кофе с этими коричными завитушками ему под дверь.
За пять лет супружеской жизни Дэн не заморачивался даже яичницей на завтрак. Максимум — бутерброд намажет. А тут булочки. Теплые. На халяву. А добавки можно?
— Ну что ж, с миссией достать мой номер ты справился. Какой пункт по соблазнению дальше в твоем плане? — интересуюсь я деловито, украдкой отщипывая самый краешек коричного теста. Маленький, чтобы не чавкать в трубку. Нет все-таки у меня слипнется. И попа этого не переживет и от обиды разбухнет. Но как же вкусно…
— Начать с извинений, например? — спокойно откликается мой собеседник. — Ты ведь наверняка дуешься, мышонок.
— Настя, — по инерции поправляю я и тут же прикусываю кончик языка. Ах, ты ж, прощелыга! И ведь я четко уловила еще один смешок с той стороны трубки. Значит, все идет по его плану. И в отличии от своего бесстыжего приятеля, у шведа, что идет в обход, есть уже и мой номер, и мое имя.
— Значит, прими мои извинения, Настя, — мягко и слегка снисходительно продолжает Эмиль, — меня и моего друга вчера занесло, ты ведь не хочешь быть никаким призом ни в каких играх, не так ли?