–Сколько ты дашь нам на сборы?
–Не больше недели.
На следующий день за завтраком Элеонора задумчиво всматривалась в мужа. Он ничего вчера не сделал, чтоб успокоить её. И она угрюмо думала: «Я не могу доверять Орину. Поэтому, скорее всего, не смогу жить с ним дальше. Мне больно терять его, но нестерпимо обидно за обман, наглость и подлость. Я не верю, что он станет другим, потомучто не вижу раскаянья в нём. Я отомщу за себя, я лишу его детей».
И Элеонора предложила прокатить детей до пристани, посмотреть на корабли, затем проехаться за покупками по магазинам. Орин не возражал.
Собрать детей было не так-то просто. В кабинет Орина заскочили Энджел и Элеонора.
–Скажи сыну, чтоб ехал с нами!
–Нет, тётя, я не поеду! Папа вчера обещал мне научить фехтовать!– перечил ребёнок.
–Нельзя перебивать старших,– одёргивала его мачеха,– Орин, почему ты способствуешь его неповиновению? Он оскорбляет меня своим непослушанием! Мы же договорились ехать все вместе.
–Ну, ему, наверное, уже не интересно в женской компании,– встал на защиту мальчика отец.
–Вам всем нравится злить меня!– фыркнула Элеонора.
«Как быстро из добродушной девушки получилась властная мегера,– удивился Филдинг, его мысли переключились на другую женщину,– Интересно, Отта в браке стала бы такой же? О. нет, она вьётся возле Джозефа, сопли ему вытирает каждую минуту!»
Энджел остался с отцом, и недовольная Элеонора волокла за руки Тэрэми и Фиону к карете.
Наяда пыталась что-то говорить о соблюдении приличий в публичных местах.
Жена брата одёрнула её, напомнив:
–Поубавь свою спесь, Наяда: я такая же аристократка, как и ты.
Дорогой Элеонора глядела прямо перед собой в стену, а перед взором проносились ненавистные лица тётки Отты и мужа. Злоба исказила мимику девушки. Кто-то должен ответить за то, что её мечты не сбылись, что мир оказался жесток.
Руперт Буркс вбежал к Орину с криком:
–Элеонора выгнала кучера и перевернула карету! Твои дочери пострадали!
–Элеонора – проклятая жаба!– возопил Филдинг.
Но душа его подсказала, кто истинный виновник трагедии: разве не он сам сломал жизнь молоденькой девушке?
–Элеонора погибла,– тихо добавил камердинер.
Филдинг бежит в комнату дочерей. Над ними кружит врач. Капитан еле сдерживает слёзы. Фиона без сознания, у Тэрэми безучастный взгляд.
Наяда прижимала к себе Фиону и причитала:
–Я была не права, обвиняя индейцев в недоразвитости, утверждая, что они не такие же, как мы. Моя малышка Фи-Фи… Моя любимая Фи-Фи…
И миссис Олди зашлась безутешными рыданиями.
В комнату вбежала Оттавия.
–О, Орин…Орин…какое несчастье…
Она стояла рядом, мялась, пока мужчина не поднял голову, взглянув в глаза любимой женщине большими от ужаса глазами. Оттавия бросилась в объятия Орина, уже не сдерживая себя ни в рыданиях, ни в любви, целуя самого дорогого человека.
–У меня было много женщин, но самая лучшая – ты,– шептал Филдинг, обнимая Отту.
–Я люблю тебя…но я не должна прикасаться к тебе, я же жена другого,– шептала Оттавия, но не могла оторвать рук от Орина.
–Как я всё запутал…Я виновник этой трагедии. Любя тебя, я позарился на молодую, хотя ты лучше в миллион раз. Своим глупым поступком я вверг дорогих мне людей на дорогу страданий и горя. Таких бесконечно любимых и дорогих мне людей…
–Оттавия!– вскрикнул вошедший Джозеф,– О, ты как была шлюхой, так ею и осталась! Тебе доставляет удовольствие изменять мужу?
–Ты прекрасно знал, Зэф, что я люблю Орина!– возражала итальянка.
–И не смей оскорблять Оттавию!– вскричал Орин,– Я её никому больше не отдам.
–Безумная затея была жениться на тебе, Оттавия!– в сердцах воскликнул уязвлённый юноша.
Джозеф выскочил из комнаты. Он думал, жена побежит за ним, но Оттавия осталась с Орином. В коридоре он налетел на Джессику.
–Куда Вы так бежите, мистер Сэндлер?– выдохнула девушка,– Случилось что-то ужасное?
–Я – придурок,– зачем-то пожаловался ей Зэф.
–Моя мать не отходит от Орина?– поняла сердцем Джесс.
–Да,– выдавил из себя юноша.
–Вы…ты сильно любишь Оттавию?
–Я любуюсь ею. Она так красива…
–А я? Разве я не похожа на неё? И…и…я люблю тебя, Джозеф.
Юноша пристально вгляделся в глаза красавицы. Глаза не лгали! В них горела зовущая страсть и страдание. Джозеф в порыве прижал к себе падчерицу. Та всхлипнула.
–Не бойся, я огражу тебя от негодования матери,– уверял джентльмен.
–Ты не понял, это слёзы счастья. Я боялась, что никогда не смогу обнять тебя.