На следующий день неожиданно появилась соседка, чтобы снять давно высохшее белье. Теперь она обращалась с ним, даже с рубашками, как с вещами из ткани, неодушевленными и безличными, а не так, словно боролась с ненавистным врагом.
Эвелина подошла к общей ограде, положила на нее руки и наклонилась на их сторону:
— Я вижу, машина вашего мужа все время в аллее… — начала она.
Казалось, слова достигли мозга женщины, пройдя предварительно через какой-то фильтр, а собравшись в голове, приняли значение, заставившее ее вздрогнуть. Она глянула на машину, потом на Эвелину.
— Он отправился в поездку. — Выражение ее лица внезапно стало холодным и замкнутым. Кончиком языка она облизнула губы. — Ему нужно заключить договор. Это чересчур далеко, чтобы добираться на машине. Он поехал поездом, а автомобиль оставил мне.
— А! хорошо, — ответила Эвелина. — А то мы боялись, не заболел ли он.
— Нет, он не болен. Он совсем не болен.
Неожиданно женщина шагнула к ограде. Губы шевельнулись, словно она хотела произнести слова объяснения. Затем повернулась, вошла в заднюю дверь дома и закрыла ее за собой на ключ.
— Наш сосед в отъезде, — сообщила Эвелина Эду вечером.
Он улыбнулся:
— Все же сходила к ним?
— Нет.
— Вот как? Но ты говорила с ней?
— Да, я с ней говорила. — Эвелина склонилась над вязанием. — Днем она взяла машину и уехала.
Полистав газету, Эд углубился в чтение.
— Отсутствовала она недолго. Когда вернулась, в машине вместе с ней сидели две большие собаки.
Он опустил газету.
— А! да?
— Две большие худые собаки. Она привязала их к столбу на заднем дворе. Сегодня утром, — добавила Эвелина, — у нее была большая стирка. Когда белье высохло, она отправилась за собаками и привязала их этой бельевой веревкой.
— Может, когда мужа нет, она боится? Вот и взяла собак для охраны.
— Может быть.
Эвелина решила, что сумеет теперь обойтись и без нембутала, который принимала последние месяцы регулярно. Она задвинула на ночном столике как можно дальше флакончик со снотворными пилюлями и легла. Она думала о соседке, о собаках, о машине в аллее, соседке, собаках, машине…
В конце концов она поднялась и принялась разгуливать по дому, захваченному ночью.
Остановившись перед кухонным окном, она глядела в темноту и вдруг заметила огонек, пересекающий соседский двор. Ее глаза последовали за ним. Она услышала какое-то плюханье, рычание, урчание… Затем довольное сопение, которое сопровождает обычно утоленный голод. Огонек описал дугу и, приблизившись к дому, исчез.
Эвелина долго еще стояла у окна. Потом вернулась в спальню, выпила таблетку нембутала и заснула.
— Она не любит своих собак, — сказала Эвелина Эду несколько дней спустя.
— Ей ни к чему их любить. Это сторожевые собаки, а не салонные питомцы.
— Она их целыми днями выгуливает. Отвязывает и уводит с собой. Возвращается очень уставшая, собаки тоже уставшие. Потом, когда наступает ночь, она дает им обильную еду.
Эвелина думала о них, об этих зверях, весь день к чему-то принуждаемых, об их свисающих языках, об утомленной походке женщины, о ее лице, не выражающем ничего кроме усталости, о том, как она привязывает животных к столбу, делая узлы, еще узлы, опять узлы, в то время как псы ложатся, закрывая глаза, изнемогающие, пресытившиеся.
— Что говорит она о муже? Мне кажется, заключение этого договора тянется удивительно долго.
— Она ничего не говорит. Она выгуливает собак. Она их выгуливает и кормит.
Он отложил газету.
— Эви, ты что же, больше с ней не разговариваешь?
Эвелина смотрела на него, прижав спицы к груди.
— Я не разговариваю с ней потому, что ее не вижу. Она выгуливает собак и все. Она не развешивает белье на веревке. Она ничего больше не делает во дворе, только отвязывает и привязывает собак.
— Жаль. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь составлял тебе компанию. Может, и тебе прогуляться?..
— Нет, я не хочу прогуливаться ни с ней, ни с собаками.
Эвелина уронила вязанье на стул и отправилась спать…
Отяжелевшие собаки были теперь спокойными. Они стали жирными и ленивыми. Пройдя медленным шагом до конца привязи, они возвращались чуть ли не ползком и засыпали.
Эвелина спокойно вязала. Свитер был почти готов, тусклый, блеклый, но с ярко-алым орнаментом, которым она его разнообразила.
— Соседка увезла собак на машине, — сказала она Эду в пятницу вечером.
Он посмотрел на нее поверх очков.
— Правда?
— А вернулась одна. Вошла в дом, взяла два чемодана и снова вышла. Положила багаж в машину и уехала.
— Может, поэтому она и отвезла собак, что, вероятно, собралась в путешествие.
— Да, она отправилась в путешествие, без всякого сомнения.
— Или, может, собаки ей обходились чересчур дорого, — зевнул Эд, протер очки и опять разместил их на носу. — Не надо было заставлять их делать такие моционы. Это возбуждало их аппетит.
Он раскрыл газету и положил ее на колени.
Эвелина воткнула спицы в клубок и свернула свитер. Поднялась и долго стояла неподвижно.
— Не думаю, — сказала она. — Не думаю, чтобы это ей обошлось хотя бы в один цент.