— Без шуток. Я до сих пор не могу поверить, насколько он превысил скорость, Лиам...
Я взмахнула рукой.
— Да, да. В конечном счете, они не так уж сильно его осуждали. Очевидно, что это не может повториться, но в банке все равно считают его удивительно талантливым. — Фу. Я разболталась. Я прочистила горло. — Как София?
Том помахал пальцем.
— О, нет, не меняй тему. Ты уже его спросила?
— Нет. Я не хочу его пугать.
— Пха, пха, пха. — Том поднял руки вверх. — Ты влюбилась в него?
— Да, но...
— И вы все равно практически живете вместе. Он ненавидит своих соседей по квартире. И никогда больше не согласится жить с родителями...
— Это вряд ли. Я никогда не встречала таких фанатиков. Если ты живешь к югу от реки, они считают тебя иностранцем.
— Ну, тогда, — прокомментировал Том. — Все просто. Попроси его переехать. Подумай о деньгах, которые ты сэкономишь.
— Похоже, это тебе хочется с ним съехаться.
Том замахнулся на меня своей ложкой, и я уклонилась, едва избежав меткого попадания шоколадного молочного сгустка, который расплескался по стойке.
— Я бы хотел переехать, поверь мне, — согласился он. — И как только закончу этот чертов диплом по экономике, так и сделаю. А пока...
— Ты будешь жить со Злой Ведьмой Востока. — Я усмехнулась, вытирая намеренно пролитую им жидкость кусочком бумажного полотенца.
Том засмеялся.
— Мама не такая уж плохая.
— Для тебя — нет. — Моя улыбка исчезла. — Она меня ненавидит.
— Завязывай. Она не ненавидит тебя.
— Нет, ненавидит. — Я вздохнула. — Потому что я напоминаю ей о папе.
Том скривил лицо.
— Ты говорила это раньше. Но если бы это было правдой, она бы возненавидела... то есть не смогла бы со мной жить. Я же парень. Я должен напоминать ей отца гораздо больше, чем ты.
— Не думаю, что пол имеет к этому какое-то отношение. — Я выдержала паузу. — Уверена, что у меня его манеры, понимаешь? Мимика, жесты, все такое. По крайней мере, мама обвиняла меня именно в этом. — Я положила пакетик чая в кружку. — Но я не такая, как он. Я никогда не изменяла. Я бы точно не стала изменять Лиаму. У меня нет привычки играть в азартные игры. И я бы точно никогда не бросила своего партнера. — Я вздохнула. — Я люблю Лиама.
Том усмехнулся.
— Я же тебе говорил. Ты становишься совсем мягкотелой.
— Я не шучу… Я на самом деле его люблю. И это пугает меня до чертиков.
— Почему?
Я вскинула руки.
— Почему нет? Что если это еще одни отношения, которые я испорчу? Я не хочу, чтобы это случилось... Я сделаю для него все что угодно, Томми. Все что угодно.
Том хмыкнул и закатил глаза.
— Кроме как попросить его переехать к тебе.
Я ударила его своим полотенцем для посуды.
— Мы даже полгода не встречаемся. В любом случае... Как София? И я говорю серьезно. — Он скривился, и я подняла брови. — Опять поссорились?
— Да.
— Значит, она по-прежнему собственница, параноик и, ну, немного странная?
— Звучит довольно точно. — Том засмеялся.
Я снова подняла руки вверх.
— Почему ты стараешься? Ты ненавидишь конфликты.
— Ну, это не удивительно? — Том положил руку на сердце. — Моя бедная душа получила серьезную травму после всех ваших с мамой ссор.
— И именно поэтому я съехала. Прошло пять лет, а я все еще слышу, как она кричит на меня. — Я подтолкнула Тома локтем. — Но мама любит тебя, так что ее сердце лишь наполовину сделано из камня. А может, оно на два размера меньше. — Том не ухмыльнулся, как я ожидала, поэтому добавила: — Как у Гринча, который украл Рождество. Папа читал нам эту книгу. Помнишь?
Он опустил глаза и сгорбил плечи, став похожим на брошенного щенка, который стоит под дождем и ждет, когда его впустят в дом.
— Хотел бы я его помнить, — тихо сказал он. — Как следует, я имею в виду. Хотелось бы знать, где он был все это время.
— Я знаю. Я тоже.
Я покачала головой, вспоминая тот день, когда мой отец ушел, обычный день во всех других отношениях. Все, что касалось того дня, все еще живо, как будто кто-то вытравил это, вплоть до мельчайших деталей, в моем сознании. День, когда все изменилось, навсегда остался в моей памяти.
Это случилось во время школьных каникул, через несколько недель после девятого — моего десятого — дня рождения Тома. Казалось, песня «Upside Down» Дайаны Росс постоянно крутилась по радио, и я знала все слова наизусть, напевая их как можно громче при каждой возможности.
— Прекрати это петь! — стонал Том накануне, хлопая меня по затылку каждый раз, когда я вступала в припев. Но это был один из тех прилипчивых мотивов, который невозможно выкинуть из головы. Даже хождение по дому, напевая мелодию из «Маппет-шоу», не помогло. Хотя — и это меня порадовало — я заметила, что Том теперь не переставая напевает эту песню. Это стало расплатой за то, что он бил меня по голове.
Мальчик, который мне нравился, сидел со мной на качелях в парке в тот день, когда папа ушел. Дерек Стоукс ростом едва превосходил меня, хотя был старше почти на два года. Впрочем, он выделялся большими изумрудно-зелеными глазами и самыми милыми ямочками-полумесяцами, которые я когда-либо видела. Я жадно ловила каждый его взгляд, бросаемый в мою сторону, и хранила их так глубоко в памяти, что могла вспомнить и десять лет спустя. Дерек действительно вывернул меня наизнанку и заставил все мои чувства бурлить.
Даже мои воспоминания о погоде остались яркими. Я почти чувствовала морось, мягко падающую на мои щеки, когда мы с Томом шли домой из парка. Видела раздувающиеся облака, которые висели в воздухе до самого вечера, когда, наконец, пробилось солнце. Всякий раз, когда это случалось, я думала, что впереди нас ждет только хорошее. В конце концов, если солнце всегда побеждает дождь, значит, должна быть надежда и на все остальное. Обязательно.
Мы ужинали. Мы вчетвером — мама, папа, Том и я — сидели за нашим квадратным столом с вазой нарциссов посередине и красно-белой клетчатой скатертью с сигаретным ожогом на левой стороне, тремя квадратами вверх. Я не могу сказать, что мы ели в предыдущий или последующий вечер, но в тот день у нас были тарелки дымящегося домашнего томатного супа, хлеб с маслом, толстые ломтики сыра чеддер и сладкие корнишоны. Много-много сладких корнишонов.
Мама не вела себя, как обычно, тихо. Папа не кричал. На самом деле, они вполне вежливо разговаривали о политике. Моей маме с трудом верилось, что актер может стать президентом Соединенных Штатов, тогда как отец настаивал, что Рейган — именно тот человек, который должен править страной возможностей.