Нам с Томом было наплевать на политику. Мы корчили друг другу рожи, когда родители не смотрели, и болтали о том, как провести остаток летних каникул. Ни один из нас не хотел возвращаться в школу. Учеба помешала бы играть в прятки, пока не зажгутся фонари — дольше, если удавалось увильнуть. Или играть в цирк с золотым лабрадором миссис Беннет и моим серебряно-розовым полосатым хула-хупом.
— Пойдем на улицу, — предложил Том, вылизывая свою тарелку от последних остатков супа, оставляя оранжевые усы над губами. — Покатаемся на велосипедах. Мы сможем погонять по «смайлику».
Ему не пришлось просить дважды. Как только мама выразила свое одобрение в виде отрывистого кивка, мы поспешно запихнули посуду в кухонную раковину и побежали к входной двери, игнорируя мамины указания быть осторожными.
Несколько дней назад Том нашел желтый мяч, и мы нарисовали на нем черным фломастером большую улыбающуюся рожицу. Мы затолкали мяч в яму посреди нашей улицы, так что торчала только верхняя половина, а потом снова и снова проезжали по нему, смеясь и подпрыгивая на велосипедах. Мы оба знали, что один из нас упадет. В этом и заключался весь смысл. Вопрос в том, кто упадет первым. Мой брат, вероятно, поспорил с другими детьми, что это буду я. Он не ошибся.
В тот вечер я в седьмой раз проехала по мячу, и он лопнул с громким «ка-бум». Я подпрыгнула. Велосипед покачнулся, мои руки слишком сильно ударили по тормозам, я потеряла равновесие и упала на землю.
Том смеялся, пока не услышал мой плач и не увидел кровь на моих коленях. Он спрыгнул с велосипеда и подбежал ко мне.
— Жуть, — проговорил он, глядя на мою ногу.
Я заплакала сильнее, крупные жирные слезы покатились по щекам.
— Я вижу кость, — заявил он, и я задохнулась, а потом завыла. Том снова засмеялся. — Нет. Это камешек.
— Не смешно! — завопила я.
Том усмехнулся.
— Тебе лучше перестать плакать, а то мама отрежет тебе ногу.
Я утерла нос тыльной стороной ладони, оставляя мокрую полосу от костяшки пальца до середины руки.
— Уже не плачу. Помоги мне встать.
Несмотря на то, что Том был на год младше, он уже имел невероятный рост и силу. Положил руки мне на талию, он потянул вверх. Я старалась не обращать внимания на кровь, вытекающую из моих коленей и стекающую по ногам, пачкая мои пыльные носки.
— Я возьму твой велосипед, — предложил Том. — Хорошо?
— Хорошо, — согласилась я и захромала домой. И тут мы увидели папу, выходящего из дома с чемоданом в каждой руке. Он посмотрел на нас и остановился, потом поставил чемоданы на землю и протянул руки.
— Куда ты собрался? — спросил Том, обнимая папу.
— Уезжаю на некоторое время.
— Можно мне с тобой?
— Нет, малыш. — Папа взъерошил волосы моего брата. — Ты должен остаться здесь. Присмотри за мамой и сестрой для меня.
Я посмотрела на отца, нахмурилась, когда заметила слезы в его глазах.
— Когда ты вернешься, папа?
Отец притянул нас обоих к себе и поцеловал в макушки.
— Я не уверен, милая. Скоро. — Его взгляд быстро прошелся по входной двери. — Я лучше пойду.
Он выпустил нас из своих объятий и засунул чемоданы в багажник нашего старого «Фольксвагена». Еще одно объятие, еще одна улыбка. Опять обещания, что мы скоро увидимся, а потом он уехал, высунув руку из опущенного окна и помахав нам на ходу.
Только когда отец скрылся за углом, я поняла, что он не остановился, чтобы спросить о крови, стекающей по моей ноге, не поинтересовался, все ли со мной в порядке.
Мы с Томом забежали в дом и нашли маму там, где и оставили: она сидела за кухонным столом, помытым и вытертым. Посмотрев на нас, без всякого выражения на лице и со свежим слоем макияжа, она сказала нам только одно:
— Пора спать.
***
— Наверное, у отца имелись свои причины не общаться с нами, — тихо сказал Том, вырывая меня из воспоминаний и возвращая в магазин.
Я улыбнулась ему. Том, мой младший брат, младше ровно на год. Первые несколько недель он провел в инкубаторе, потому что появился на свет на два месяца раньше срока. Том всегда говорил людям, это потому, что он спешил встретиться со своей старшей сестрой, и эти слова вызывали у меня чувство гордости.
Я уже собиралась ответить, когда пожилая пара встала. Мужчина показал на деньги, оставленные на столе рядом с их использованными тарелками и чашками, и они оба помахали нам, выходя из магазина, оставив в нем только меня и Тома.
— Мама, наверное, сказала ему, чтобы он больше никогда не ступал на ее порог, иначе превратит его в жабу или вроде того. — Я пожала плечами. — А может, ему просто было все равно.
— Как ты думаешь, он еще жив? Люди ведь так просто не исчезают?
— Ну, с той суммой денег, которую, по словам мамы, он должен... Я не знаю. Может быть, когда-нибудь мы это выясним. — Я похлопала его по руке. — В любом случае, она все еще живет в том же доме, так что не похоже, чтобы нас было трудно найти.
Дверь кофейни открылась, и Лиам шагнул внутрь, его рубашка была в пятнах от капель дождя. Пока он шел к нам, мое сердце билось о грудную клетку как барабан.
— Попроси его переехать к тебе, или я сам это скажу, — прошипел Том вполголоса.
— Только посмей это сделать, и ты отправишься прямиком в ад, — прошептала я в ответ сквозь стиснутые зубы.
— Не беспокойся, Шебби, — усмехнулся Том. — Увидимся там.
Я тоже засмеялась, обнимая Лиама, думая, что Том ни за что не попадет в ад.
Но что-то внутри меня шептало, что я, скорее всего, да.
Глава 16
Сейчас
Нэнси
— В последнее время вы видели кого-нибудь из соседей? — спросила Зака и Лиама, когда мы вместе убирали после ужина: я ставила остатки еды в холодильник, Лиам мыл посуду, а Зак — под обычным принуждением — небрежно вытирал тарелки. Никто из них сначала не ответил, поэтому я задала вопрос снова.
Зак пожал плечами.
— Я иногда вижу Сару в школе.
— О, правда? — воскликнула я, пытаясь быть веселой мамой, что тут же обернулось против меня.
— Это не то, — заявил он с раздражением, пыхтя и закатывая глаза. — Я имею в виду, вижу ее поблизости. В коридорах и все такое.
— Вы могли бы ходить в школу вместе, — заметила я. — У вас могло бы быть что-то общее.