— Держу пари, ты рада, что ее отвезли в дом престарелых, — продолжала она, — и...
— Это не совсем справедливо. Она ведь была не здорова, понимаешь? Нам всем нужно...
— Я знаю, знаю. — Камилла пожала плечами. — Ты скажешь мне проявлять больше сострадания. Когда-нибудь я стану старой и дряхлой и буду рада, что люди терпеливы ко мне. — Она рассмеялась. — Но даже ты должна признать, что Барбара была просто кошмар. Сара сказала, что уже много лет отказывалась подходить к этой старой летучей мыши. Ты никогда не говорила мне, что все так плохо.
Я открыла рот в знак протеста, потом снова закрыла. В конце концов, я вряд ли могла отрицать, что Барбара Бейкер действительно была кошмаром. Она жила по соседству с тех пор, как мы купили дом в Броумли почти семнадцать лет назад. Сначала она была очаровательной и красноречивой, приносила нам сочные пироги с фаршем на Рождество и согревающий душу куриный суп с лапшой, когда мы с Нэйтом болели гриппом. Она сидела с Сарой, когда мы отчаянно нуждались в ночном отдыхе, и даже когда не нуждались. Идеальная соседка. Вот только с годами, когда Барбара постепенно потеряла всех своих кошек и большую часть своих мозгов от старости, она постепенно превратилась в визжащую банши. Она носила одну и ту же белую фланелевую ночнушку, которая под мышками приобрела отчетливый желтый оттенок. Грустно, очень грустно, и мы помогали ей так часто, как она позволяла, хотя в последнее время — почти никогда.
Камилла наклонилась и лишь слегка понизила голос.
— Неужели она серьезно крикнула вам перед уходом «Отвалите и сдохните, говнюки»? — Ее глаза расширились, предвкушая последнюю порцию сплетен.
Я кивнула.
— Мы считали дни до ее отъезда в дом престарелых. — Зачем я это сказала? Теперь Камилла расскажет всем, что мы ненавидели нашу старую соседку.
Камилла рассмеялась.
— Ты имеешь в виду забытое богом место, откуда ты потом выходишь более жестким, чем тот ящик, в который тебя запихивают, разве не так Барбара всегда его называла? И Сара сказала, что она еще и выплеснула содержимое лотка через забор? Боже. — Когда Камилла остановилась, чтобы перевести дух, ее лицо раскраснелось, и я не разобрала, то ли это информационная перегрузка, то ли связано с климаксом.
— Да, так и есть. — Мне придется снова обучать Сару утраченному искусству благоразумия, хотя я и не слишком-то хороший пример для подражания. Я прочистила горло. — Но Барбара не совсем здорова, бедняжка.
— Так печально, — проговорила Камилла, положив руку в муке на бедра, ее голос стал серьезным. — Старость — никому не друг.
— Совершенно верно, — согласилась я, решив сменить тему. — Как там Джош?
Камилла щелкнула языком.
— О, отлично. Снова гуляет со своей лигой боулинга. Какой-то турнир или что-то в этом роде. Не могу отследить, где именно.
Я улыбнулась.
— Разве не здорово, когда у вас есть свои интересы? И вам не приходится вариться в одном котле?
Глаза Камиллы сузились.
— Да. Фантастика. Так ты по-прежнему много занимаешься спортом?
— Да. — Чувствуя приближающийся допрос, я воскликнула: — Сара, забудь о магазине. Погода все равно ужасная. Мы пойдем домой.
Моя дочь немедленно появилась на вершине лестницы, с сумкой в руках.
— Не-а, — пробурчала она, откидывая светлые волосы с лица. — Я иду. Я хочу эти ботинки.
Она обняла Клэр, затем поцеловала ее в щеку с большим звуком «чмок», накрашенным губами.
— Пока, спасибо за все. — Сара спустилась по лестнице, похлопала Камиллу по руке, прошла мимо меня и открыла дверь. — Ну давай, мам. Долго тебя ждать?
Я не поддалась на провокацию, попрощалась и вышла вслед за дочерью на улицу, задаваясь вопросом, как мы проживем этот день без желания убить друг друга.
Глава 4
Сейчас
Сара
Дорогой дневник,
Кажется, Бенджамин Франклин сказал: «Гости, как и рыба, начинают пахнуть через три дня». Ну, мы с мамой никогда так долго не протянем. Мы воняем уже через три часа.
Люди говорят, что я похожа на нее. Наверное, у нас одинаковые волосы, нос и, может быть, глаза. Но это все. Слава богу, мой характер больше похож на папин, потому что мама — это кошмар.
К примеру, несмотря на то, что сегодня утром я была в полном беспорядке, мне все равно не терпелось провести с ней время и получить свои ботинки. Это длилось около тридцати секунд, пока мы не сели в машину. Прежде всего, мама набросилась на меня из-за календаря «Слово дня», который подарила мне на Рождество. Разговор (не думаю, что это можно назвать нормальным разговором) шел примерно так:
Мама: «Почему ты им не пользуешься? Разве ты не хочешь стать журналистом? Я подумала, что это поможет».
Я: «У меня не нашлось времени».
Мама: «О, перестань, Сара. Ты вечно сидишь в своем телефоне».
Агр!
А когда я примерила ботинки, мама стала пассивно-агрессивной, закатывая глаза и охая. Мы изучали это поведение в школе, когда мисс Филлипс пыталась показать классу, как это жалко, надеясь, что мы остановимся. Но, конечно, мы этого не сделали, потому что видели, как сильно это ее бесит.
Когда я спросила, что не так, она снова надулась и сказала, что ботинки «выглядят агрессивно» и «не очень женственно». Я посоветовала ей не волноваться. Сказала, что летом буду носить только шлепанцы и микрошорты, из которых торчит половина задницы.
Я: «Что ты думаешь, мама? Эти шорты очень женственные».
Мама: «Ты не будешь в них ходить, юная леди. Ни в коем случае. Только через мой труп».
Она даже использовала Этот тон. Боже. Я просто пошутила. Как будто меня когда-нибудь увидят с болтающейся половиной задницы. Не то чтобы это плохая задница. Вообще-то думаю, у меня вполне нормальная задница, спасибо большое, но (и это много «но», ха-ха) я бы не стала ходить с ней напоказ. Я думала, мама поймет шутку. Неужели она меня совсем не знает?
Так или иначе, я купила свои ботинки (черные кожаные, прикольные, дерзкие, крутые и со скидкой 60%, да!). Мама нашла пальто (черное шерстяное, на одной пуговице, скучное, предсказуемое, скидка 40%, все равно неплохо). А потом, конечно, мы не смогли договориться об обеде. Я хотела бургер. Она хотела суши. В итоге мы пошли в «Прет». Сэндвичи, должно быть, гастрономический эквивалент нейтралитета. Эй, неплохая фраза. Надо запомнить ее для следующего эссе.