— Нет, не нравится. Так что вы должны делать это вдвоем.
Она прочистила горло.
— Тогда ты не возражаешь, если я буду тренироваться с ним? Он думает, что некоторые из его коллег тоже могут присоединиться.
Я пожал плечами.
— Почему я должен возражать?
— Ну, некоторых парней беспокоит, что их жена тренируется с другими мужчинами.
— Подобно тому, как некоторых жен беспокоит, если их муж помогает другим женщинам делать ремонт?
— Туше. — Эбби обняла меня за талию и коротко поцеловала в щеку. — Ну значит, решено.
Когда она уходила, я невольно подумал, что в наши дни проявления привязанности Эбби стали еще более редким товаром.
Шум громкого вздоха и запах влажной краски оторвали меня от воспоминаний о жене и вернули к Нэнси и свежевыкрашенной комнате. Я встал на колени и начал отклеивать малярный скотч от дверной коробки, пока Нэнси сидела на одном из стульев, которые мы накрыли пластиковым брезентом, с мечтательным взглядом в глазах.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Чудесно. — Она вытерла лоб тыльной стороной ладони. — Совершенно измотана, но в полном восторге.
Я засмеялся.
— И у тебя вся щека в краске.
— Ох, нет. — Она скривила лицо. — А я-то думала, что выгляжу легко и интересно. А я тут в полном беспорядке.
Прежде чем смог остановить себя, я ответил:
— Нет. Ты прекрасна.
Если честно, это правда. Ее щеки, все еще немного раскрасневшиеся от усилий, затраченных на покраску, становились краснее с каждой секундой, а большая часть волос выбилась из хвоста. Но выглядела она, в общем, сексуально. Я заметил это не в первый раз, конечно. Но заметить и сказать об этом, особенно напрямую, две большие разницы.
Пока мы смотрели друг на друга, что-то изменилось в атмосфере между нами. Воздух стал тесен, как перед раскатами грома, когда ты знаешь, что он приближается, и остановить его невозможно — остается только бежать в укрытие. Нэнси сделала несколько шагов вперед, потом остановилась.
Я сглотнул. Мы находились в доме одни. Зак ушел, а Лиам и Эбби были где-то в лесу, возможно, перепрыгивая через деревья или выполняя бесчисленные комплексы упражнений «берпи», «фарте» или как там они еще называются. Суть в том, что мы оба знали, что никто из них не вернется. Не в ближайшее время.
Прежде чем кто-то из нас совершил глупость, у меня оставалась возможность прочистить горло, пошутить или сделать что-то совершенно неуместное, например, выпустить газы. Но вместо этого я снова уставился на Нэнси. А потом мы двинулись друг к другу, оказавшись так близко, что наши бедра и груди соприкоснулись. Я поднял руку и провел пальцами по ее лицу. Потом она встала на цыпочки и нежно коснулась моего рта своим.
Как странно целовать другую женщину. Мои губы знали губы Эбби так долго, как будто их генетически запрограммировали на связь только с ней. Рот Нэнси был мягким, а ее дыхание — мятным, с легким намеком на кофе. Она нежно провела языком по моим губам и нашла мой. Когда она обвила руками мою шею, я запустил руки под ее футболку. Секунды спустя я почувствовал, как Нэнси потянула к моему ремню.
Я хотел ее, не имело смысла это отрицать. Мой практически мгновенный стояк свидетельствовал о том, как близок я к тому, чтобы сорвать с нее одежду — зубами, если придется, — и взять прямо там, на полу. Или прижать к лестнице. Или перегнуть через кухонный стол. Где угодно, но...
— Подожди, подожди, — произнес я, отстраняясь, приказывая себе остановиться. Целовать. Ее. — Мы не можем этого сделать.
— О, Нэйт, — прошептала Нэнси, — я знаю, что мы не должны, но... — Она снова поцеловала меня, прижалась своей грудью к моей, и я почувствовал, что моя решимость рушится. Ее грудь напоминала мягкую подушку, и она посылала моему члену неприкрытое послание, которое звучало примерно так: «О, черт, да!»
— Нэнси... — Я притянул ее к себе, скользнул ртом по ее шее.
— Ты мне нужен, — прошептала она мне на ухо, — Ты мне так нужен.
Я хотел сорвать с нее лифчик, провести большим пальцем по соску, прежде чем накрыть его своим ртом. Но прежде чем начал это делать, мозг, должно быть, дал моему бушующему либидо строгий приказ. Поскольку я накрыл ее руки своими и мягко оттолкнул.
— Мы не можем.
— Можем...
— Нет.
Нэнси отступила на шаг, затем посмотрела на меня.
— Ты не хочешь меня?
Я закрыл глаза. Не видя ее, сопротивляться легче.
— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя сейчас, поверь мне. Но...
Когда я снова посмотрел на Нэнси, она одергивала футболку, затем пригладила рукой волосы.
— Тогда ладно, — произнесла она.
— Мне так жаль. Я, э, мы...
— Я думаю, тебе лучше уйти. — Она отвернулась.
Мне стало не по себе. Откровенное выражение неприятия на ее лице почти заставило меня передумать. Почти.
— Нэнси...
— Иди. Я должна закончить уборку.
— Но ты не сможешь перетащить этот стол одна. Я помогу тебе.
Нэнси посмотрела на меня в первый раз за то время, что казалось вечностью, но ничего не сказала.
— Только стол. Потом я уйду.
Она шумно выдохнула, затем попыталась улыбнуться.
— Знаешь. Я честно хотела бы сказать «нет», потому что сейчас мечтаю, чтобы в потолок врезался метеорит и раздавил меня.
— Не глупи. Это испортит покраску.
Нэнси засмеялась и закрыла щеки ладонями.
— Как тебе это удается? Ты всегда точно знаешь, что сказать, чтобы мне стало легче.
Пока мы несколько раз переставляли стол, а затем диван, прежде чем Нэнси почувствовала, что в результате получилось именно так, как задумано, мне показалось, что электричество в воздухе испарилось, и сексуальная вибрация, возникшая между нами, практически исчезла. Странно. Как будто мы нащупали точку не возврата, но потом поняли, что нет, спасибо большое, и ее миновали. Я выдохнул, чувствуя облегчение от мысли, что все, о чем думал, поспешно отступило. Все прошло.
Но потом Нэнси сказала:
— Могу я приготовить тебе обед в качестве благодарности?
Я смотрел, как она стирает пыль с сине-белого полосатого абажура размером с детеныша бегемота, и думал, не означает ли «обед» секс, как «кофе» в конце свидания.
— Ну...
— Расслабься. — Нэнси подмигнула. — У нас случился наш..., — она показала кавычки пальцами, — «момент бизарро». Мы справились с ситуацией. Теперь можем быть нормальными соседями.