Мне захотелось ударить себя по глупому лицу за то, что я опустилась до такого низкого уровня в отношениях с Сарой. В отношениях? Бросьте. Мы почти не разговаривали друг с другом, а вместо этого танцевали вокруг, как боксеры с поднятой защитой, ожидая удара противника.
А теперь она занималась сексом со своим парнем в нашем доме, и мне приходилось делать вид, что я ничего не знаю. Беременность меня не слишком волновала, они явно поступали разумно, а обильные циклы означали, что она уже год принимает противозачаточные. Но как она себя чувствовала? Мне нужно поговорить с ней. Она встречалась с Брайаном несколько дней назад — но как я могла спросить дочь, не вызвав подозрений, что рылась в ее вещах?
В последнюю неделю я очень беспокоилась о том, как Сара справится с жизнью без Нэйта. Теперь переживала, как буду жить без нее, ведь, когда дочь узнает, что я сделала, она точно не захочет оставаться со мной.
В среду вечером мы с Лиамом обсуждали, как нам вырваться из нашей нынешней жизни.
— Мы должны сказать, что знали друг друга в Престоне, — решила я. — Думаю, им будет легче, если они поймут, что это не совсем новое увлечение. Они должны узнать, что мы любили друг друга много лет.
— А ты не думаешь, что от этого будет хуже? А что насчет Котсуолда? Расскажем им, что...
— Нет! Определенно нет. Это слишком тяжело для любого человека.
И вот мы продолжали обсуждать, занимались любовью, потом снова обсуждали, как нам — потому что слово «можно» исчезло — распутать ситуацию с минимальным ущербом.
В то время как я пыталась в спальне Сары, навести порядок в своих мыслях, раздался звонок в дверь. Мы никого не ждали, и я знала, что это точно не Лиам. Мы с ним продолжали соблюдать осторожность, когда находились дома, остерегаясь каждого взгляда, жеста и комментария, при любой встрече.
Открыв входную дверь, я ожидала увидеть почтальона с очередной посылкой с Амазон для Сары — Брайан, похоже, никак не повлиял на ее игровые привычки, — но на пороге стояла моя мама.
— Мама. — Я попыталась изменить растерянное выражение на счастливое удивленное лицо.
— Привет, Эбигейл. — Она наклонилась вперед для поцелуя, почти касаясь моей щеки. — Уверена, что это сюрприз.
— Ну, я не ожидала тебя.
Она улыбнулась, но улыбка так и не достигла глаз.
— Могу я войти?
Когда мама проходила мимо меня, я заметила ее небольшой чемодан. На какой именно срок она приехала и, главное, зачем? Я наблюдала за тем, как ее взгляд путешествует по коридору, а затем останавливается на фотографии Тома.
— Почему ты не позвонила? — спросила ее. — Я бы...
— Я звонила, Эбигейл. Но когда ты проигнорировала все мои сообщения, я набрала Нэйта.
— Нэйт? Подожди. Он знал, что ты приедешь? Он не сказал мне.
— Я просила его не говорить.
— Почему?
— Потому что не была уверена, что ты согласишься.
Я нахмурилась.
— Он просил меня оставить выходные свободными. Я думала, он что-то запланировал.
— Он планировал. И я уверена, что ты разочарована.
Это не так. На самом деле я почувствовала облегчение. Я беспокоилась, что Нэйт организовал романтический отдых с кроватью с балдахином и массажем для пар. У меня не было с ним близости с тех пор, как мы с Лиамом уединились в лесу. Я покачала головой, возвращаясь к текущему вопросу.
— Почему ты здесь, мама?
— Потому что, Эбигейл, нам нужно поговорить.
— Поговорить? — Мы не разговаривали нормально годами и не виделись еще дольше. И все же она здесь. Непостижимая миссис Сандерс, одетая в накрахмаленную сине-белую полосатую рубашку, ее черные брюки, выглажены с такой тщательностью, что о них можно смело точить ножи. Ей уже за семьдесят, и хотя фигура, несомненно, вызывала зависть у ее подруг — если они у нее вообще были — морщины вокруг рта и глаз легко выдавали возраст, по крайней мере десятилетия.
— Я рада, что добралась к тебе, — поделилась она. — Таксист не очень хорошо знал дорогу, а я не могла вспомнить, столько времени прошло.
Я сопротивлялась желанию защищаться.
— Нэйт поехал за Сарой. Уверена, она будет рада тебя видеть.
— Неужели? — Мама посмотрела на меня холодным взглядом. — Она никогда не разговаривает со мной, не звонит.
Я поморщилась, сильно впиваясь ногтями в ладони. Разве она не в курсе, что телефон работает в обе стороны? Я открыла рот, и в последний момент сказала:
— Не хочешь выпить? Как прошла твоя поездка?
— Отлично, спасибо. Я успела на первый поезд. И воду с лимоном, пожалуйста, если она у тебя есть.
Мы вошли в кухню, и я ждала, когда она затаит дыхание, глядя на груду одежды в корзине для белья. Там была только одна загрузка, еще теплая из сушилки, но я знала свою мать. Она вытаскивала на гладильную доску все рубашки, юбки и носки, которые могла найти сразу после стирки. Но вместо этого мама отметила, как ей нравится то, что мы сделали на кухне, поэтому я налила нам напитки и отнесла их в зимний сад.
— Если бы знала, что ты приедешь, испекла бы торт, — заметила я, когда мы сели за стол.
Она махнула рукой.
— Боже правый, я не ела торт с шестидесятых годов. И я приехала поговорить.
— Ну ты говоришь. О чем речь?
Мама заколебалась, потрогала рубиново-красный кулон с капельками на шее.
— Ты. Я. Мы. — Когда я уставилась на нее, она добавила: — Это тяжело для меня, Эбигейл. — Я снова молчала, пока она тихо не сказала: — Я больна.
Я нахмурилась.
— Что значит «больна»?
— У меня был рак груди четыре года назад...
— Рак груди? Я понятия не имела, ты никогда...
— Не говорила тебе? — Она покачала головой. — Я не очень хорошо переношу жалость, поэтому справилась с этим в одиночку.
— Но ты в порядке? — быстро спросила я. — У тебя ремиссия?
— Была. — Она замешкалась, сделала глоток воды. — Но недавно я почувствовала усталость и головные боли. Поэтому сдала несколько анализов. — Мама постучала по голове. — Это в моем мозгу. У меня есть еще девять месяцев.
— Девять месяцев?
— Возможно, в лучшем случае год.
— Подожди, что? — Она говорила так спокойно, так беззаботно. Наверняка она что-то чувствовала? Конечно, моя мама, неоспоримая Ледяная Королева, не могла быть настолько холодной. — Я не могу в это поверить.
— Послушай, — она разгладила рубашку, — мне нужно попрощаться. Я бы хотела, чтобы мы провели некоторое время вместе, прежде чем я... уйду. — Она вздохнула. — Я хочу зарыть топор войны. Простить тебя...