— Думаю, нам стоит рассмотреть гитариста для аккомпанемента сольных партий Рамона в «Его одержимости», — продолжает Майкл. — Наверное, я буду первым, кто признает необходимость больших перемен, и, конечно же, я доверяю тебе, Боб, но это может стать идеальной заменой.
Я кусаю губы, чтобы не разулыбаться, и опускаю взгляд. Сидящий на другом конце зала Роберт задумчиво хмыкает.
— Безусловно, это интересная идея.
— Мне он понравился, — соглашается Дон. — В музыке я не большой специалист, но как думаете, можно ли сделать музыкальное сопровождение чуть более простым и грубым, специально для гитары?
— Такого никто не будет ожидать, — широко улыбается Майкл.
Ричард кивает и тоже улыбается.
— Думаю, это слегка безумное, но потрясающее предложение. Музыка спектакля очень томная. А парень просто ослепительно сексуален.
Головы присутствующих поворачиваются к Роберту.
— Боб, — говорит Майкл и подается вперед. — Как это вписывается в твое видение? Не испортит ли это все? Ты готов рассмотреть мое предложение?
На лице моего дяди появляется крошечная улыбка — настолько малозаметная, что больше походит на случайное движение мышц лица. После чего он поднимает руку ко рту и проводит пальцем по губам.
— Гитара, значит, — словно размышляя, произносит он. — Гитара…
Роберт смотрит на Майкла, но я знаю, что его улыбка предназначается лишь мне.
— Со стороны Холлэнд это действительно был умный поступок. И у нее неплохое чутье. Думаю, Келвин с Рамоном станут блестящим дуэтом.
Дон стучит костяшками пальцев по столу.
— Тогда давайте ему позвоним.
На этом я собираюсь уходить, но Роберт жестом просит меня остаться. Не могу понять, считает ли он, что мой уход помешает встрече, или же хочет, чтобы я насладилась моментом, но мне становится еще более неловко. У меня с собой даже блокнота нет, чтобы сделать вид, будто я здесь для протоколирования.
Роберт диктует номер Келвина, и Майкл набирает его на стоящем посередине стола телефоне. Раздаются два гудка, во время которых биение моего сердца отдается где-то в горле.
Голос Келвина хриплый и как будто сонный.
— Алло?
— Келвин, привет. Это Майкл Астерофф. Рядом со мной Роберт Окай и братья Лоу.
— О. Добрый день, — на заднем плане раздается какой-то шорох, и, хотя он ушел отсюда всего час назад, мое развратное воображение рисует Келвина с голым торсом, сидящем в кровати и с одеялом у бедер.
Надеюсь, что он один.
— Отлично показал себя, парень, — говорит Майкл. — Просто блестящая работа.
Несколько секунд Келвин молчит, а когда заговаривает снова, в его голосе слышится волнение.
— Спасибо, сэр.
— Послушай, — начинает Майкл, — нас всех интересует, как выглядит твое расписание на ближайшие несколько месяцев.
— Мое расписание?
— Если точнее, то наш вопрос в том, можем ли мы заинтересовать тебя местом в оркестре? В спектакле «Его одержимость».
Вопрос встречен оглушающей тишиной.
Роберт подается вперед и добавляет:
— Мы бы хотели, чтобы ты взял на себя партию Сета.
— Вы сейчас серьезно?
Все, кроме меня, смеются.
— Да, — с широкой улыбкой отвечает Майкл. — Серьезно.
— Ого, я польщен. Я… — пауза. — Я ужасно хочу согласиться.
— Так соглашайся! — нараспев произносит Роберт.
Келвин на том конце провода издает стон и говорит:
— Просто я… э-э…
И тут я понимаю.
Сразу же все понимаю.
Келвин медлит по той же причине, почему не хотел связываться с полицией в день нападения на меня.
— Видите ли, я здесь не совсем легально.
Сидящие за столом замолкают. Майкл переглядывается с Робертом, и тот медленно выдыхает.
— Я находился в стране по студенческой визе, и она… м-м, закончилась. А уехать я не решился. Но это предложение… Я мечтал о нем всю жизнь.
— Как давно истек срок действия визы? — кивая Роберту, будто все еще можно уладить, спрашивает Майкл. — Мы ведь можем продлить ее и устроить тебя как бы на стажировку.
Какое-то время Келвин молчит, а затем, кажется, мне слышится невеселый смешок.
— Прошло уже четыре года.
Роберт со стоном откидывается на спинку стула. Иностранцы часто присоединяются к исполнительскому составу — это происходит сплошь и рядом. И визы для артистов в Нью-Йорке делают на каждом шагу. Но школьный приятель Джеффа работает в миграционной службе, и я как-то подслушала разговор моих дядей о том, что очень непросто получить поблажку для людей, у которых виза просрочена на шесть месяцев… Что уж говорить про четыре года!
Когда никто из присутствующих в зале ничего не отвечает, в трубке раздается еще один смешок — уже откровенно печальный.