— Я подумала, чтомыможемпожениться.
Келвин с удивлением откидывается на спинку дивана.
Я неуверенно смотрю по сторонам. Наверное, он счел идею не просто странной, но и абсолютно аморальной.
Он откладывает вилку в сторону.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь священные узы брака, — запрокинув голову, он весело смеется. — Ты же шутишь, да?
Боже. Кто-нибудь, вытащите меня отсюда поскорее.
— Вообще-то, нет.
— Ты… — тихо говорит Келвин, — хочешь выйти за меня? Чтобы все это сработало?
— Не навсегда, а на год или около того. До тех пор пока у тебя не станет все в порядке с документами. А потом… мы можем делать что захотим.
Обдумывая мои слова, он хмурится.
— И Роберт не против?
— Ну… — замолчав, я кусаю губы.
Келвин смотрит на меня, вытаращив глаза.
— О твоем плане он ничего не знает, верно?
— Конечно нет, — глотком воды я пытаюсь утихомирить свое беспокойство. — Роберт обязательно решил бы меня остановить.
— Да, думаю, он сделал бы именно это. А может, что похуже, — Келвин трясет головой, не переставая ошарашенно улыбаться. — Моя игра еще никому не нравилась настолько сильно, чтобы появилось желание надеть на палец обручальное кольцо.
Я решаю спасти остатки самоуважения.
— Роберт никогда ни о чем подобном не попросил бы, но для меня очевидно, что ты ему нужен. Я видела его лицо во время твоего исполнения, — не зная, как сказать, что собиралась, и не выглядеть при этом жалкой, я решаю просто взять и покончить с этим. — Роберт всегда был мне скорее отец, чем дядя. И с раннего детства я наблюдала, как он дирижирует или сочиняет музыку. Он дышит музыкой. А всем, что у меня есть сейчас в жизни, я обязана ему. Поэтому и хочу сделать это для него.
Келвин наверняка считает мои слова либо героическими, либо все-таки жалкими. По выражению лица точно не определить.
— И… мне очень нравится, как ты играешь. Я понимаю, насколько много музыка значит и для тебя.
Наклонившись, он снова возвращается к салату и некоторое время не сводит с меня глаз.
— И ты сделаешь это для меня?
— Если только… — сгорая от стыда, начинаю я, — ты не преступник какой-нибудь.
Поморщившись, Келвин делает несколько глотков воды, а мне становится почти физически плохо.
— Однажды я украл пачку жвачки, — наконец говорит он. — Мне было лет десять. Впрочем, никому от этого вроде плохо не стало.
— На подобный эпизод вполне можно закрыть глаза, — усмехнувшись, отвечаю я.
Кивнув, Келвин облизывает губы и промокает их салфеткой.
— То есть ты серьезно.
Все вокруг замедляется, и мы словно оказываемся в параллельной реальности.
— Судя по всему.
Келвин улыбается мне в ответ, и я замечаю, что его взгляд путешествует по моему лицу.
— И как ты себе все это представляешь? Чисто теоретически.
Тяжесть в живот, возникшая от волнения, немного ослабевает.
— Насколько я понимаю, нас ждет заполнение нескольких анкет. И собеседование, — твердо говорю я, а вот остальные слова выходят с каким-то писком: — Ты будешь жить у меня. То есть на диване — это лучшее место для этого. Ой, не для «этого»… А чтобы спать, — я откашливаюсь.
Опустив взгляд и улыбаясь, Келвин несколько секунд молчит.
— У тебя есть кошки?
— Кошки? — несколько раз поморгав, переспрашиваю я.
— У меня аллергия.
— О, — хмурюсь я. Вот, значит, о чем он подумал в первую очередь? А у меня в воображении секс и стоны. — Кошек нет.
— Это хорошо, — погоняв листик салата по тарелке, Келвин подхватывает помидор, но затем откладывает. — На год?
Я киваю.
— Да. Если только мы не захотим продлить этот срок.
Шмыгнув носом, Келвин, несколько раз аккуратно перекладывает рядом с тарелкой нож, вилку и ложку.
— И когда мы это сделаем?
— В ближайшее время, — слова звучат громче, чем хотелось бы, но меня это не останавливает: — Из-за документов о твоем приеме в театр тянуть нам нельзя. И нужно успеть до того момента, когда к репетициям приступит Рамон.
Келвин покусывает губу и согласно кивает.
— Точно. Чем раньше, тем лучше.
Мне становится нечем дышать. Значит, он всерьез рассматривает мое предложение?
— То есть мы поженимся, и я окажусь в исполнительском составе спектакля? — спрашивает он. — Вот так просто?
— Ну да. У тебя воплотится мечта, а у Роберта будет новый музыкант.
— Еще у меня появится красавица-жена. А что от этой сделки получишь ты? Кроме известного на весь Бродвей мужа-музыканта, естественно.
Он считает меня красивой? Не моргая и еле дыша, я всматриваюсь в сидящего напротив Келвина.