Выбрать главу

— Просто хочу прояснить ситуацию, — медленно говорит Келвин и закрывает бальзам, — и не напугать тебя своими сообщениями: мы говорим не просто о фразах про личное, а о тех смс, где я пишу, что не могу дождаться момента, когда смогу стащить с тебя одежду?

Мое сердце немедленно выбрасывает белый флаг.

— М-м-м… да. Думаю, да, — говорю я и из соображений безопасности решаю вернуться к разглядыванию списка, пока Келвин достает телефон и что-то пишет. — Так. Что еще? Письма или открытки со свадебными поздравлениями. Оформленные на наши имена счета кредитных карт, коммунальные платежи и тому подобное.

Телефон вибрирует от пришедшего сообщения Келвина.

«Перед работой заглянешь домой?»

Не почуяв подвоха, я отвечаю:

«Буду через полчаса».

«Хорошо. Хочу попробовать тебя еще раз, прежде чем ты уйдешь».

Охнув, я кладу телефон на журнальный столик.

— Это было… неплохо. Весьма.

Ну ничего себе, как часто он делал что-то подобное?

Келвин смеется, и его лицо слегка порозовело.

— Чувствую себя неважно, когда заставляю тебя участвовать во всем этом.

Я небрежно отмахиваюсь.

— Все будет нормально. Несколько сексэмесок, пара копий документов и пара анкет, требующих ответа «да/нет». Сам посуди, разве это трудно?

***

Кто-нибудь, пожалуйста, пристрелите меня.

Вы когда-нибудь пробовали самостоятельно заполнить налоговые декларации? Иммиграционные документы примерно такие же, только цифр поменьше, а возможностей для лжесвидетельства побольше.

Моя форма была достаточно простой: имена, адреса, бывшие работодатели. У Келвина все гораздо серьезней. Даже когда мы делим ее пополам, на заполнение первых двух анкет все равно уходит целый час.

Я смотрю на него, сидящего по ту сторону журнального столика. Сейчас еще не вечер, но я уже опрокинула вторую бутылку пива, а карандаш сунула в пучок волос.

— Можешь ли ты перечислить прошлые и текущие членства в организациях, фондах, клубах и сообществах, начиная с шестнадцатилетнего возраста, а так же местоположение указанных организаций и даты?

Келвин вымученно смотрит на меня.

— Я не помню название групп, с которыми играл в прошлом году, не то что начиная с шестнадцатилетнего возраста.

Пробежавшись глазами по анкете, я говорю:

— Тебе лучше вспомнить, потому что им это тоже интересно знать.

Откинувшись назад, Келвин смеется и проводит рукой по волосам. На тарелке перед ним лежит огрызок от яблока, апельсиновая кожура, обертки от злаковых батончиков и корочка от сэндвича с арахисовым маслом и желе. Что я узнала сегодня про Келвина: он много ест.

Я перехожу к следующему разделу.

— Расскажи мне о своих родителях.

— Их зовут Падрейг и Марина. Они… — он пожимает плечами. — Они хорошие.

— Падрейг? — переспрашиваю я, изо всех сил стараясь имитировать его произношение.

Келвин поворачивается ко мне и поджимает ногу под себя. Его волосы торчат строго вверх, и выглядит он так, будто радуется моей ошибке.

— Пат-рик, — повторяет он с отвратительнейшим американским акцентом, четко проговаривая каждый звук.

Я чувствую, как покраснела.

— Ой. Патрик. Вот я балда.

— Вы, американцы, говорите где-то в задней части рта и комкаете все согласные звуки. Там, где вы скажете «Как дела?», — с почти идеальным американским акцентом произносит он, — ирландец произнесет «Кадила?».

— Мне нравится, — дрожащим голосом мягко замечаю я.

Закрой рот, Холлэнд.

Словно не обратив внимания на мой восторг, Келвин продолжает:

— Иногда мой акцент становится заметнее — когда выпью несколько пинт пива, например, и тогда приходится напоминать себе говорить помедленней. Окажись мы в Голуэе, ты не поняла бы ни слова из того, что я сказал.

— Уверена, на твой слух мы говорим очень скучно.

Келвин качает головой.

— Мне нравится, как ты говоришь.

Ох.

Покашляв, я возвращаю свое внимание к анкетам.

Следующие пятнадцать минут мы проводим копаясь в телефоне Келвина и разглядывая фотографии всех его родных, в то время как я записываю их полные имена, даты рождения и как зовут всех братьев и сестер. Келвину двадцать семь, он старший из четырех детей: двадцатипятилетней Бригид, с ней у Келвина самые близкие отношения, Финниана, которому двадцать три, и девятнадцатилетней Молли.

— И как, у вас работает правило очередности появления на свет? — интересуюсь я. — Ты тот старший ребенок, на которого всегда можно положиться? Добросовестный, добивающийся лучших результатов, любящий порядок…