— Я заметила.
— У меня были такие друзья, — продолжает он. — Те, которых ты уже перерос, но расстаться не можешь.
Его слова словно сильный ветер в лицо. Не могу сказать, рада ли я или огорчена, когда понимаю, что он прав. Мы с Лулу познакомились три года назад во время учебы в Колумбийском университете и после выпуска, ведя бесконечные разговоры о будущей взрослой жизни, сильно сблизились. Она моя единственная подруга, и мне хотелось, чтобы наша дружба оставалась такой же замечательной, даже когда я чувствовала, что это больше не так.
— А не слишком ли ты пьян для таких радикальных заявлений?
Келвин хихикает.
— Я же твой муж. Почему бы мне не высказаться?
Прекратив смеяться, на долю секунды он выглядит абсолютно трезвым — кажется, в этот момент до нас обоих доходит абсурдность и непостижимость ситуации, в которой мы оказались. А потом Келвин закрывает глаза и истерически хохочет уже без остановки. Мне приходится забрать стакан, чтобы он не уронил его на пол. Пока я со смесью радости и удивления наблюдаю за ним, Келвин снова обретает над собой контроль и, притянув к себе, укладывает меня рядом — зажав между собой и диванными подушками. По моему позвоночнику пробегает горячая волна и болезненно оседает между ног.
Он влажным дыханием обдает мою шею.
— Думаю, ты сама лучшая девушка на свете.
От прикосновения к его обнаженной груди я вздрагиваю всем телом — от горла до кончиков пальцев ног. Открываю рот, пытаясь найти подходящие слова и при этом мыслить разумно, но растворяюсь в его близости — этого виртуозного музыканта и глупого мальчишки, кувыркающегося на моем диване, полуголого и так запросто со мной обнимающегося, — а когда произношу «Спасибо», Келвин уже спит.
— Я думаю, что ты тоже самый лучший на свете.
глава пятнадцатая
— Господи боже, кому и сколько я должен сунуть, чтобы заполучить сюда нормального электрика?
Репетиция почти подошла к концу, и когда Брайан идет за кулисы, в ответ на его вопрос не раздается ни звука. Если бы дело касалось любого другого, появился бы лес рук желающих помочь, но в случае с Брайном никто даже не готов отпустить двусмысленную шуточку по поводу сказанного.
Тайно сфотографировав его яростное лицо, я показываю Келвину, который стоит рядом со мной и ждет, когда Роберт закончит прослушивание нового перкуссиониста.
— Ого, — шепчет Келвин. — Ну и кислая же у него физиономия.
— Ты только не…
— Холлэнд, — словно дементор, Брайан материализуется передо мной, и, стараясь не привлекать внимания, я опускаю камеру. — Ты что, решила, сейчас самое время для фотографий? Тебя ждет семнадцать коробок рекламных материалов, а до спектакля осталось всего два часа.
Сгорая от стыда, я бросаю взгляд на Келвина.
— Даже не вздумай смотреть на него, — щелкнув пальцами у меня перед лицом, рычит Брайан. — Нечего ему таскать коробки такими руками. Иди и распаковывай сама.
Я чувствую себя настолько униженной, что даже не могу поднять взгляд на Келвина.
— Хорошо, — сдавленным голосом отвечаю я и иду к главному входу.
Ненавижу Брайана.
Ненавижу.
«Вот почему тебя никто не исправляет, когда ты говоришь «экспрессо» или пишешь «итак далие», — пока иду между рядов, думаю я. — И даже Роберт молчит, когда к подошве твоей обуви прилипает туалетная бумага!».
Может, мне пора искать другую работу? Эта мысль меня смешит, потому что та «пора» настала еще два года назад. Если не начну писать роман летом — и это еще оптимистичная цель, поскольку идеи у меня по-прежнему нет, — то, возможно, смогу устроиться стажером в какой-нибудь журнал? Перебирая в уме все полезные связи, которые у меня имеются, я гадаю, стоит ли уже отправлять пробное резюме.
Оказалось, что Брайан несколько преувеличил объем работы, и коробок всего четыре, плюс ко всему они небольшие. Наверное, там брелоки и вязаные шапки с нашивками. Даже с одной здоровой рукой мне понадобится минут десять, чтобы все разобрать.
Раздается низкий свист, и, обернувшись, я вижу Келвина, изучающего содержимое стеклянной витрины.
— Я и забыл, сколько всего тут продается.
Униженная тем, что он увидел, как я тут стою и распаковываю всю эту переоцененную ерунду, да еще и своими бесталанными руками, которые не нужно беречь, я говорю:
— Привет.
Взяв брелок, Келвин крутит его на указательном пальце.
— Тебе никогда не приходило в голову продать все это на eBay?
Я тут же смотрю по сторонам, чтобы убедиться, не слышал ли кто нас. Для меня недопустимо говорить о таком, пусть даже не всерьез.