Я нехотя продвигаюсь вглубь станции, примкнув к толпе. Примечательно, что Келвин поднял голову. Обычно он этого не делал. Как будто ждал моего появления.
Теперь к станции подъезжает поезд C, и народ на несколько шагов подходит ближе к краю платформы, готовый сражаться за места внутри.
Вот так начинаются мои ежедневные и никому не нужные будни.
***
Роберт встречает меня у входа в театр «Левин-Глэдстоун». Точнее, он ждет кофе, которое я приношу ему каждую неделю со среды по воскресенье. Когда протягиваю ему стаканчик, замечаю написанный на нем логотип, и уверена, Роберт тоже. «Мэдмен эспрессо» находится в десяти кварталах отсюда. Но если Роберт и понимает, что каждое утро я езжу в кафе, которое явно не по пути сюда, лишь чтобы увидеть Келвина, то виду не подает.
Хотя ему давно стоило бы. Хороший пинок под зад мне никогда не помешает.
Красный шарф Роберта развевается на ветру, и это выглядит, будто кто-то неистово размахивает флагом на фоне серой стальной панорамы 47-й улицы. Я молча улыбаюсь ему, не мешая насладиться долгожданными глотками кофе.
В последнее время у него на работе много стресса: за прошедшие девять месяцев показы «Его одержимости» прошли в бешеном темпе, а билеты на спектакли проданы сильно наперед. Вот только контракт нашего ведущего актера Луиса Геновы был подписан всего на десять месяцев, а значит, он истекает уже через месяц. Его место займет легендарный Рамон Мартин, чей внушительный успех в Голливуде оказывает на Роберта еще более внушительное давление, поскольку ему нужно убедиться, что оркестр поднимет Рамона на небывалую бродвейскую высоту. Так что если Роберту сейчас хочется нарезать круги вокруг театра, пить кофе и прокрастинировать, я готова помочь. Мне не хочется заставлять его идти внутрь здания раньше, чем он сам к тому будет готов.
Он отпивает кофе и внимательно смотрит на меня.
— Как сегодня спалось?
— Болеутоляющие и усталость сделали свое дело: я спала как убитая.
Роберт кивает, а потом прищуривается:
— А как прошло утро?
Он к чему-то клонит. Я подозрительно кошусь на него.
— Нормально.
— И после случившегося в понедельник, — говорит он и подносит стаканчик к губам, — ты все равно пошла на станцию, чтобы увидеть его?
Черт. Надо было сразу догадаться, что он меня раскусит.
А заставлю-ка я его уже войти. Открываю тяжелую дверь бокового входа и невинно хлопаю ресницами.
— Понятия не имею, о чем ты.
Роберт входит вслед за мной в темную прохладу театра. Несмотря на звуки идущей работы за кулисами и на сцене, сейчас здесь все равно тихо — по сравнению с наэлектризованной атмосферой спектаклей.
— Ты каждый рабочий день ходишь за кофе в «Мэдмен».
— Мне нравится их кофе.
— Я, конечно, рад, что ты каждое утро снабжаешь меня кофеином, но у нас обоих дома есть отличные кофеварки. А ты ежедневно едешь на метро десять кварталов туда и столько же обратно ради этого пижонского эспрессо. Думаешь, я не понимаю, чем ты на самом деле занимаешься?
Я со стоном поворачиваюсь и иду к лестнице, ведущей на второй этаж, где расположены кабинеты.
— Знаю. Я не в себе.
Придерживая для меня дверь, ведущую на лестничную клетку, Роберт недоверчиво смотрит на меня.
— Он дал понять фельдшерам, что ты хотела покончить жизнь самоубийством, и после этого продолжает тебе нравиться?
— В свое оправдание хочу заметить, что сегодня я отправилась туда разобраться с ним.
— Ну и как?
Я издаю стон, сделав глоток кофе.
— Я ничего ему не сказала.
— Мне прекрасно известно, каково это — кем-то увлечься, — говорит Роберт. — Но неужели ты решила включить его в свой распорядок дня?
Поднимаясь по лестнице рядом с ним, я толкаю его локтем здоровой руки.
— Ага, сказал человек, переехавший из Филадельфии в Де-Мойн, потому что влюбился в официанта, подавшего ему рибай.
— Справедливое замечание.
— Кстати, если ты не одобряешь мой выбор, то покажи мне кого-нибудь получше, — раскинув руки, я смотрю по сторонам. — Манхэттен, а уж тем более музыкальный театр просто идеален для одинокой женщины. Келвин был безопасным и милым развлечением. И я не планировала умирать у него на глазах. Как и заговаривать с ним.
Когда мы поднимаемся на этаж, Роберт идет за мной в свой кабинет. Это крохотное помещение по соседству с четырьмя такими же, в котором царит вечный беспорядок: повсюду валяются ноты и фотографии, а все стены залеплены заметками на стикерах. Мне кажется, компьютер Роберта на целое поколение старше письменного стола, который шесть лет назад я забрала в колледж.