19
— Ты что, шутишь над нами? — спросил Илья, когда ему и Сухарев и Кирпиченко рассказали в сельсовете про Иванову затею.
Иван сел вместе со всеми за стол и, как-то само собой получилось, оказался с краю, — вроде как не совсем его считали своим! Скорее всего, так никто и не думал, но так выходило: с краю-то Иван сидел!
Прошла минута тишины; эта минута и молчание как раз и нужны были Ивану, — чтобы его ответ был не бегом, не наспех, как будто на сто рублей…
— Что ж я, Илья Иннокентьевич, не могу подарить колхозу десять тысяч? Никак не пойму, чему вы удивляетесь: я же не прошу, а отдаю!
— Если бы попросил, понятнее было, — сказал Илья.
Слушает Иван и не понимает: хвалит его Илья Иннокентьевич или ругает? Скорее всего, хвалит, — ругать-то вроде не за что!
— Ты бы отдал десять тысяч? — спросил Илья у председателя колхоза.
— У меня таких денег никогда не было, — ответил Сухарев.
— Ну, если б были?
— Были бы деньги, и было бы стране тяжело, отдал бы, — куда бы я делся?
Илья заулыбался и как-то уж очень пристально посмотрел на Ивана, как будто хотел удостовериться, Иван это или не Иван, и сказал:
— Все бы так рассуждали, мы бы где сейчас были! А ты, Михаил Александрович, подарил бы? — спросил Илья. Ему интересно, что скажет главный бухгалтер! Пусть не десять, но пять тысяч, наверно, было у него на книжке! Такой же, как Иван, бережливый… Такой же молчун, если не больше…
Михаил Александрович даже не стал отвечать на пустой вопрос.
— А ты? — спросил у Ильи Георгий Алексеевич.
— Иннокентьевич отдал бы, — заступился за него Иван. — Он отдал бы.
— Вот это мне нравится, — весело сказал Сухарев, — Иван Захарович защищает Илью Иннокентьевича! Да мы на него не нападаем!
— Вы на меня нападаете, а значит, и на него, — с какой-то особой значительностью проговорил Иван. Он уже не чувствовал себя сидящим с краю.
Сухарев пригладил рукой и без того хорошо причесанные черные длинные волосы, поправил галстук, который не надо было поправлять.
— И на тебя никто не нападает, — сказал он.
— Деньги не берете, — ответил Иван.
— А ты что скажешь, Михаил Александрович?
— Надо взять.
С лица Ильи исчезло веселое выражение, он еще раз как-то очень глубоко взглянул на Ивана, как будто не узнавал его, и громко сказал:
— С Марьей инфаркт будет — это я вам точно говорю!
— Я свои десять тысяч предлагаю, — пояснил Иван. — Марьины останутся.
Иван достал из внутреннего кармана пиджака сберегательные книжки, сложил по порядку — две, которые скоро будут колхозными, сверху, Марьину — снизу, — и, нисколько не сомневаясь, что делает правильно, протянул их Михаилу Александровичу. Как и в тот раз, возле конторы, Михаил Александрович не стал смотреть, а сразу же передал книжки Сухареву. Тот медленно, все больше хмурясь, полистал их, улыбнулся чему-то, вроде как похвалил Ивана, и бережно, будто в руках у него были живые птицы, готовые при малейшей оплошности выпорхнуть из рук, передал книжки Андрееву. Илья глянул на последние суммы, что-то прибросил на счетах.
— Двадцать тысяч! — не без удивления сообщил он. — Так ни рубля и не истратил?! — еще больше удивился он. — Для колхоза берег, что ли?
— Считай, что так.
— Я тебе, Иван Захарович, советую подальше держаться от Михаила Александровича…
— Это почему же? — спросил Иван. Он отлично видел, что Илья — шутит.
— Сейчас скажу, раз не понимаешь… Да ты с этим другом без штанов останешься! Он и твои десять тысяч запишет, и Марьины! И не заметит, как сделает! Ты что, не знаешь Михаила Александровича?!
Все четверо засмеялись.
— Держи, — сказал Илья, возвращая Ивану сберегательные книжки. — Спрячь подальше. Главное, ему не показывай, — Илья кивнул на Михаила Александровича.
Одну из книжек, самую новенькую, Иван положил в карман, а две оставил на столе. А чтоб хорошо было видно, что они теперь — колхозные, отодвинул их подальше от себя. С трудом оторвал взгляд от сберегательных книжек — хотел посмотреть, какое он произвел действие: может, теперь Илья Иннокентьевич перестанет шутить?
Никто больше не улыбался, а молчание было настолько долгим и тягостным, что у Ивана вдруг зазвенело сразу в обоих ушах, — как будто на жизневской горе за Бабагаем били в церковные колокола.
— Иван Захарович, почему ты хочешь сделать подарок? Может, взаймы? Тебе же лучше!
— Да что вам — трудно взять, Георгий Алексеевич?
— Ты думаешь, Иван Захарович, колхоз нуждается в твоих десяти тысячах?