Прогулка под холодным дождем не прошла для Константина Павловича бесследно: к вечеру появился жар. Сестра забеспокоилась, хотела бежать к фельдшерице, но он сказал, что все это ерунда, пусть лучше на ночь напоит его чем-нибудь. Дарья достала сушеной малины и вскипятила самовар. Поила она его в постели, но скоро Константин Павлович отослал ее и, допивая сладкий душистый напиток, стал думать о том, что в чем-то он сегодня оробел, где-то не сказал нужного слова. И все вспоминал, как они с Танькой спасались от дождя под деревом.
Поздно ночью заявился Митюшка, немного повозился в кухне и уснул. Константин Павлович хотел думать о Митюшке, но думалось совершенно о другом — о том, что в следующий раз он обязательно скажет девушке хорошие, душевные слова и она поймет их, оценит. Ведь она же очень простая, очень неиспорченная! С такой легко говорить.
Временами волнами наплывал жар, Константин Павлович начинал метаться, но в мыслях его наступала удивительная легкость, и слова, которые он обязательно скажет Танюшке, рождались сами собой и были удивительно хороши.
К утру ему стало лучше, он уснул, но скоро проснулся, полежал немного и с сожалением подумал, что это плохо, что он не пропотел за ночь. Значит, простуда еще сидит в нем. В теле была горячая сухость и слабость, но он оделся и через кухню, где спал Митюшка, вышел во двор.
Вставало солнце. Холодное свежее небо густо синело над утренними полями.
Константин Павлович походил по двору и разгулялся, — меньше болела голова, хотя стало слегка знобить. Он вернулся в дом, надел куртку, замотал шею шарфом и забрал под берет волосы. Он хотел поработать несколько часов и стал дожидаться, пока не поднимется и не обогреет солнце. Дожидаясь, он готовил краски.
На облюбованном месте под яблоней было сыро, прохладно. Вся земля вокруг дерева была усыпана мелкими белыми лепестками, — дождем обило весь цвет.
Константин Павлович посмотрел на пестрый коврик прилипших к холодной земле лепестков, на потерявшее нарядность дерево и понес начатый холст на солнце.
Вышла сестра и попеняла, что напрасно он поднялся, не вылежался, но Константин Павлович успокоил ее.
Начинать работать он не торопился — очень часто отступал на шаг, на два и вглядывался, придирчиво отмечая: вот тут надо не так, тут тоже иначе, а вообще все идет хорошо. О Таньке ему думалось уже не так легко, как ночью, но надежды были и решение поговорить с ней откровенно и напрямик созрело окончательно. Правда, девушка еще молода, но мало ли таких случаев! А с ней было бы хорошо, легко. Она проста и чистосердечна, все его радости будут и ее радостями. Как он смог бы тогда работать! О, теперь ему от жизни нужно очень немного. Главное — покой, полнейшее душевное спокойствие для работы!
Занятый своими мыслями, Константин Павлович не замечал, что мимо калитки уже несколько раз туда и обратно прошла Танька. Сначала она разлетелась и чуть не вбежала во двор, но увидела худого, сосредоточенного художника и оробела. Константин Павлович наклонялся над холстом, отступал, держа на отлете кисть, и все что-то говорил сам себе, выразительно двигая крупными седыми бровями. В конце концов она походила, помучилась и решилась — вошла. Константин Павлович поднял голову, моргнул раз, другой и пришел в себя — узнал.
— Танюша…
— Здравствуйте, — независимо поздоровалась она, живо подойдя к картине, склонила голову набок, залюбовалась. — Тетка Дарья дома?
— Разумеется, — пробормотал он, неожиданно растерявшись. — Если хотите… Но минутку! — Он отбросил кисть и краски. — Я сейчас принесу вам стул. Мне хотелось бы поговорить…
— Что вы, я на минутку! — спешила убраться Танька. — Честное слово.
— Но я прошу вас, — неловко настаивал Константин Павлович и не находил себе места. Он попытался задержать ее руку, но тут же понял, что выглядит смешно, и смутился еще больше. Отнекиваясь, Танька отступала все ближе к крыльцу, чтобы скрыться в доме, но он взбежал впереди нее и, бормоча: «Я сейчас, сейчас…» — неожиданно наткнулся на сестру. Дарья вот уже несколько минут наблюдала, как потерянно суетится брат.
— Господи, — сказала она ему в сенях, — да ты чего как молодой-то хлещешься?
Он стал столбом и уставился на сестру. В довершение всего через сени прошел крепенький Митюшка и самолюбиво усмехнулся, бросив художнику:
— Это точно, Константин Павлович. Столько двигаться в вашем возрасте вредно.
Потом он легко сбежал с крыльца, они о чем-то пошептались с Танькой, засмеялись и побежали вместе. Стукнула калитка.